Короткая ночь (СИ)

— Верно говоришь! — усмехнулся Янка. — С Каськой мне и хлопот бы меньше было: она хоть и толстая, да не трусиха!

— Ах, вот как? — вскинулась Леся. — Значит, я трусиха? А ну держи меня!

Она решительно ухватилась за веревку, оттолкнулась ногой.

Как замерло сердце, когда запела туго натянутая веревка, двинувшись по кругу; как жутко качнулось над головой синее небо!.. Она все же не смогла сдержать высокого звонкого крика, но был ли то крик ужаса или восторга, она не знала.

На той стороне ждал Ясь, раскинув руки в широком объятии, слегка расставив крепкие ноги. Он глядел ей в лицо, улыбаясь, и словно летел ей навстречу, и под черными стрелами бровей дивно сверкали его синие очи…

Всего мгновение это длилось, но именно таким он потом приходил ей на память, даже в те тяжелые дни, когда злой судьбе угодно было бросить меж ними камень. Она тогда не хотела видеть его, гнала прочь все мысли о нем, а перед глазами неотступно вставала картина: ладный, стройный красавец, раскинувший в ожидании руки, тугой свист натянутой веревки и синим огнем полыхающие глаза, и никуда от них не уйти, не скрыться…

Единый миг длился полет, и вот уже она, ловко подхваченная, влетела в кольцо его рук, слегка ударившись о твердую грудь.

Он почему-то не отпустил ее сразу. Она скорее догадалась, прежде чем успела ощутить, как налилось горячей тяжестью все его тело, как отвердели, дрогнув, мускулы. Он держал ее высоко, головой доставая чуть выше плеча, и она не видела его лица, а только загорелую шею над воротом белой рубахи. С каждой секундой темный густой загар все больше наливался краской, приобретая терракотовый оттенок. Сильные горячие руки сжимали ее все крепче, она слышала его резкое неровное дыхание, и ей отчего-то вдруг стало жутко.

А кругом стояла полуденная мертвая тишина, только листва что-то лепетала да пчелы мерно гудели. И ни души на много верст кругом, а рядом — сильный молодой мужчина, давно не имевший женщины, потому что слишком долго ждал ее одну.

Она не удивилась, когда он припал губами к ее шее, к ямке под тонкой ключицей. Леся ощутила прикосновение грубоватых на ощупь усов и жадных горячих губ, услышала, как испуганно бьется ее сердце, и как в такт этому бою пульсирует, наполняясь кровью, жилка на шее под его губами.

Нежданно он вздрогнул, словно очнулся, и осторожно поставил ее наземь, а сам отвернулся, виновато опустил голову, не смея поднять глаз. Не оборачиваясь, коротко бросил:

— Идем!

Ничего не произошло. Страх рассеялся, осталось лишь смутное сожаление и какое-то неуловимое чувство вины. Кожу еще холодил влажный след, оставленный поцелуем.

Глава двенадцатая

Долго еще между ними не было разговора. Горюнец опять пошел впереди, не оглядываясь, а она снова глядела на его на его прямую спину, развернутые плечи, на его ковыльно-русые мягкие завитки, что слегка подрагивали на загорелой шее. Однако Леся заметила: он то и дело сбавлял шаг, чтобы она не отставала.

Теперь они шли какой-то широкой торной тропою, а лес подбирался все ближе, все гуще, все чернее. Исчезли серебристые березы и статные изумрудные ясени; их сменили мрачные ели. Черные ветви глухо смыкались над их головами, и радостный солнечный день превратился в гнетущие сумерки. Темный кустарник с обеих сторон наступал на тропу, все норовил поймать за рукав, подцепить за волосы.

Вдруг Янка остановился и направился в сторону от тропы.

— Погоди трошки, — сказал он подруге.

Через минуту он вернулся, неся в руках еще одну длинную палку, такую же, как та, на которую опирался он сам.

— Вот, держи. Мертвая зыбь скоро — пригодится. Да, кстати, Лесю: чуешь, кто тропу-то проложил?

— Узнала. Оленья это тропа.

Леся вздрогнула: будто снова прозвучал в ее памяти глухой надтреснутый голос бабки Алены: «В ночь на второго Купалу пойдешь в чащу леса, за овраги, за болота, звериной тропою — к Великому идолу…»

Леся, помнится, тогда еще возражала, что-де не знает дороги, но старуха заверила: придет, мол, время — все узнаешь. Так оно и выходит теперь.

— Ясю! — окликнула девушка. — А какая она здесь, Мертвая зыбь?

А и в самом деле, перун ее ведает, эту заповедную дорогу. Все на ней не так, как должно быть. Вон, чуть приметная ложбинка обернулась грозным ущельем с валунами и жуткой петлей, свисающей с ветки. Так кто же знает, а вдруг и жуткая Мертвая зыбь тут выродилась в безопасную болотинку, поросшую камышом да ветлами, и самая страшная там угроза — ноги промочить да об осоку порезаться.

Однако Ясь ее разочаровал.

— О, страшное дело! — сказал он. — Тут она даже хуже, чем где-либо еще. Поверху все травка да кветочки, сама увидишь; а внизу — топь зыбкая! Кочку облюбуешь, примеришь ногу поставить, а она, кочка-то под ногой вся вниз и уйдет, да и тебя еще потянет… Там, Лесю, похоже, в одном только месте и пройдешь, узенькая такая тропочка тянется, или даже не тропочка, да я не знаю, как еще назвать… Тоже, конечно, топко, тоже ноги вязнут, да хоть не провалишься!

Он пристально посмотрел ей в глаза: