Короткая рокировка

Один-единственный жест, и он готов забыть о собственноручно выстроенной стене между ними. Жест, вызвавший желание сжать в ответ руку Снейпа, неторопливо переплести пальцы, приникнуть к профессору и ощутить крепкое объятие. Жест, дававший ответ на изматывающий вопрос: почему он до сих пор находится здесь, когда сорок раз мог бросить все, собрать вещи и исчезнуть. Вернуться в Лондон, в Хогвартс, куда угодно. Его много где ждали. А он терпел нападки Снейпа, как мог, создавал себе приемлемые условия для существования и при этом чувствовал себя почти хорошо. Почти - потому что этого было недостаточно.

Гарри не хотел признаваться, что найденный компромисс в отношениях не устраивает его. Да, это было лучше, чем беспрестанные выяснения отношений, но снисходительность никогда не заменит участие. Не заменит поддержку и нежность, отражение которой он однажды видел на суровом лице зельевара. Тогда Гарри казалось, что Снейп выглядит почти красивым. Настолько, насколько вообще может быть привлекательным человек, которого он привык презирать. Человек, у которого на протяжении многих лет он выискивал пороки и недостатки, который спасал его с занудной периодичностью и настойчиво убивал всякое желание благодарить его, источая яд даже тогда, когда юноша уже был готов признать свою неправоту.

Откровение обернулось безысходностью. Гарри понял, что момент, запавший в его душу, не повторится. Никогда. Как бы профессор ни желал его, он не перешагнет черту, которую провел для себя сам. Было ли это данью принципам, известным лишь самому Снейпу, или последствиями взлелеянной ненависти, с которой он не желал расставаться, суть от этого не менялась. А признаться Снейпу, насколько остро нуждается в нем, Гарри не мог. Не мог объяснить, как необходима его жесткая критика, ирония, насмешливая снисходительность, оборачивающаяся поддержкой тогда, когда рассчитывать на нее не приходится, ощущение плеча, на которое можно опереться и выпрямиться в полный рост. Господи, как глупо! Сходить с ума от одиночества, будучи окруженным почитателями, и глупо улыбаться, вспоминая самую первую, услышанную им от Снейпа, фразу: «Мистер Поттер, наша новая знаменитость»…

Тогда он не различил иронии, не проникся чарующей плавностью интонаций и саркастическим изгибом губ. Он был слишком мал, чтобы понять всю прелесть этого голоса, живого, елейно-ядовитого, проникающего под кожу и отравляющего кровь, наполняющего вены ядом, парализующим волю.

На стенах плясали желтоватые блики, темнота затаилась по углам, выглядывая оттуда каждый раз, когда светильники мигали, потрескивая, но обстановка не казалась гнетущей, как не тяготила и тишина. Гарри отвернулся. Он не хотел, чтобы Снейп видел его лицо. Нет, профессор не стал бы насмехаться над ним. В последнее время Снейп вел себя на редкость миролюбиво, если подобное слово применимо к его манере общения. Он демонстративно игнорировал двусмысленные фразы, сомнительные выпады и слишком вольные замечания. Гарри был благодарен ему за это. Только становиться жертвой снисходительности не желал.

Он не имел никакого права находиться здесь и видеть, как профессор неторопливо перелистывает страницы книги, выпрямляется, тянется к нужной склянке, крайней слева в ряду разнокалиберных посудин. Как, вынув пробку, тщательно отмеряет на аптечных весах нужное количество содержимого, оказавшегося мелким порошком желтоватого цвета, и высыпает его в котел. Его не должно быть здесь. Тогда какого черта Снейп его не прогонит, как делал неоднократно?

Зелье зашипело, вспенилось и сразу же опало, распространив по комнате запах свежескошенной травы. Аромат оказался слишком резким. Гарри держался несколько секунд, но в итоге все-таки чихнул, тут же зажав рот ладонью.

- Вы еще здесь, Поттер? - отстраненно поинтересовался Снейп.

- Да, сэр.

- Вам что-то нужно?

- Нет.

- Тогда в чем дело?

Звякнула очередная склянка, зашуршала переворачиваемая страница, и профессор повернулся к юноше, всем своим видом требуя вразумительного ответа.

- Мне уйти? - спросил Гарри, испытывая неловкость оттого, что не может объяснить, какого дьявола вообще задержался в лаборатории.

- Если вы так хотите.

Ответ поражал своей необычностью. Снейп не имел привычки оставлять за оппонентом право выбора в подобных обстоятельствах. Либо да, либо - нет.

- Тогда я хотел бы остаться, - собрав остатки наглости, проговорил Гарри.

- Отлично, Поттер. В таком случае достаньте корни папоротника и измельчите пять унций.

Юноша помедлил, осмысливая услышанное, а потом полез в шкаф, щурясь, выискивая в полумраке банку с соответствующей надписью. Высыпав в ступку часть содержимого и найдя, наконец, пестик, он принялся за работу, заняв дальнюю от Снейпа часть стола. Несколько минут прошло в молчании. Профессор продолжал трудиться над зельем, изредка сверялся с книгой, делая на полях пометки, а потом и вовсе достал из ящика стола пергамент, левитировал стул и уселся, держась так прямо, что у Гарри, наблюдавшего за ним, от передавшегося напряжения заныла спина.