Ждать долго не пришлось, — появился откуда-то приглашенный купленный священнослужитель, "товарищ поп", — как я сказал; вышел с фотографиями почему-то вместо икон, — я еще подумал: не сектанты ли какие-нибудь эти родственники. "Поп" залез на возвышение сцены, такие стоят в клубах танцевальных (или раньше стояли, сейчас — не знаю), и с ним рядом встали какие-то тетки, особо приближенные, которые его привели. Внизу расположилась "паства". Женщина, стоявшая рядом со мной, стала петь: "Вставай, страна огромная…" и отбивать поклоны. Я ехидно порадовался: ну точно сектанты. Это хорошо. Можно угореть с них, с ними же. Я сделал верующее-преверующее лицо, как они, и встал между мужчиной, который бил поклоны и этой бабой.
Потом, вся церемония по длинной улице прошествовала через скотный двор, к усадьбе, к дому приемов некоего князя, или графа, который давно сдох, и оставил после себя неплохое наследство этим прихлебаям.
Я толкал в лужи шедших приятелей, они толкали меня. Вся процессия смотрела на нас с неодобрением, но воспитание не позволяло им нас выгнать.
Придя в "залы", я решил переодеть штаны, надеть сухие, но так как кроме "спортивок" у меня надеть было нечего, я надел их, тоже, кстати, мокрые.
В одной из комнат кто-то прикололся и пописал посредине ковра. То, что это был Андрей, я не сомневался. Больше нас никуда не приглашали.
(«Виталя, ты лох!»)
Макс решил досадить своему другу Виталику. Он покинул пределы своей деревни, и отправился в лес, за реку. Там, найдя высокое дерево, огромную елку, он залез на нее, — с дерева открывался замечательный обзор: была видна и деревня и поле, и здание сельсовета, и Виталик, стоящий возле своего дома.
— Виталя, ты лох! — крикнул Макс. — Виталя! Ты лооох! — орал Макс.
Виталик его естественно не мог услышать, поскольку звук растворялся в ширине воздушных потоков.
Макс слез с дерева, у него болело горло, он сильно охрип, и едва мог говорить. Придя в деревню, он подошел к Виталику и сказал: «Виталя, как я тебя круто на всю деревню опозорил!».
(Диалог с Николаем Ивановичем)
(Диалог состоялся весной этого года, после какого-то мероприятия, и следовавшего затем, типа вечернего банкета. Что предшествовало ему — не суть важно. Но в конце, вышел такой разговор почему-то…)
Николай Иванович:…Ну а как не русские себя ведут, когда выпьют, — я даже и говорить не хочу!
Я: (насмешливо чуть) Как себя ведут?
Николай Иванович: (несколько пьяно) Ну, даже говорить не хочу! Ну, честно слово, Леонид Васильч! Ну, честное слово.
Я: Да?!
Николай Иванович: Ну такие дураки! Ну такие! Особенно цыгане! Это вообще! Ну просто! (трясет головой)
Я: Так какие? И о чем вы…
Николай Иванович: Ой, видел я их однажды… доводилось. Или не однажды! Ну, короче, и не спрашивайте, Леонид Васильч, — я даже и говорить не хочу! Ну такие дураки! (машет руками) Как понапьются — такое вытворять начинают! Ну, никуда так просто делать не годится как они! Ну никак! Совсем!
Я: (еще более насмешливо, сдерживая смешки) Так что же вам приходилось с ними вместе бывать?!
Николай Иванович: Нет, не приходилось… То есть, приходилось, конечно… Особенно цыгане! В общем, даже и говорить про них не хочу. Ну такие они дураки когда выпьют! Ну такие!
(В итоге я ничего не добился, и не понял, что он имел в виду)
(И вот мы вошли…)
И вот мы вошли в загс. Молодожены — впереди, мы — позади.
Регистраторша заговорила выверенным голосом, масленым таким (ну, понимаю, это ее работа).
— Дорогие молодожены — (там что-то), — Михаил, — и она посмотрела на Мишку, — и Надежда, — и она посмотрела после секундной паузы на Надюшку. И далее продолжила по своей схеме.
Какими мы были по счету в этом заведении? Стотысячными?
Когда им нужно было отдать кольца, регистраторша сказала мне, как я сразу понял, плохо скрываемую заученную фразу: "Не волнуйтесь, свидетель, сегодня не вы женитесь".
Сзади послышался хохоток. Все по сценарию. Все как у людей.
Мне это не понравилось. Плохая актриса эта регистраторша, тупая сцена вся эта женитьба.
Потом, когда все коллективно пошли фотографироваться на ступеньки, вбежал Серега, опоздавший на торжественную часть регистрации; где он бегал — хуй его знает, хотя он при входе стоял вместе со всеми. Одет он был в мятые джинсы, кеды, белую рубашку и мятый красный галстук, который ему, вместе с рубашкой мы нашли у Мишки дома утром. Он захотел лечь на пол, когда фотографировали, вот так, — чтоб руку под голову, — это высший шик у русского человека зачем-то лечь на пол на коллективном фото. Но лечь на пол ему не дали, — сказали, чтоб стоял.
Фотографы отрабатывали свое.
(«Невеста» и «Курочка»)
У Андрея был позывной — "Невеста", а у Савина — "Курочка". Им выдали рации. Объяснили, на какой волне принимают, как работают, и отправили обоих на задание.
Савин ждал в секрете. И делал все, как ему объяснили.
— Эт-то Курочка, прием. Я — Курочка. Прием.
Андрей отзывался:
— Невеста, слышу хорошо, прием. И голосом киноактера сказал: "Мы выдвигаемся".
Задание они провалили, так как Савин все время невпопад и не вовремя выходил на связь, их глушили помехами, и вычисляли.