Короткие слова – великие лекарства

– Вам повезло: она только что вернулась. Живет на втором этаже.

– Спасибо и хорошего вечера.

– Пожалуйста, месье!

Последнюю фразу она произнесла слащавым голосом консьержки, которая готова донести на вас из-за малейшего проступка – брошенной на лестнице бумажки или, что серьезней, немного шумного вечера.

Скоро я оказался лицом к лицу с великолепной девушкой, которая была очень удивлена, но внимательно слушала мои слова. Я представился ей и объяснил причину моего прихода. Она слушала, не прерывая меня, и согласилась взять у меня письмо Яна. Но это оказалось письмо для Мелани: я сунул руку не в тот карман. Я исправил ошибку – взял свое письмо, отдал нужное. У меня нет никаких шансов быть принятым в корпус почтальонов. Я вернул на место письмо для Мелани. Плохое начало.

Оно было еще хуже оттого, что я использовал письмо, адресованное Мелани, как закладку. Я терпеть не могу загибать углы у страниц. Мне кажется, что, делая это, я пытаю книгу. Книги моей матери в конечном счете лишались многих абзацев: у нее была неприятная привычка загибать край страницы так, чтобы верхней становилась строка, до которой она дочитала. Если она прекращала чтение в начале страницы, все было хорошо. Но если заканчивала его в конце страницы, то сгибала ее почти всю. (Кстати, я задавал себе вопрос: почему она прекращала читать на таком месте. Ее, должно быть, останавливало какое-то исключительное обстоятельство, например, срочный звонок подруги, специалистки по употреблению знака «седиль»[27] в Средние века.)

Когда я был подростком, читать роман из семейной библиотеки для меня было все равно что заниматься оригами. По этой причине я, став взрослым, пообещал себе не повторять эти варварские приемы. И опроверг этим теории, согласно которым семейные модели поведения неизбежно передаются от родителей детям. Ребенок, брошенный родителями, потом покинет своих детей. Сыновья, чьи родители развелись, неизбежно разводятся. Убийца зачинает сына-убийцу…

Так что закладка стала моей верной союзницей при формировании личности. Однако по мере того, как шло время и книги все глубже проникали в мое существование, закладку стали заменять все подходящие для этой цели предметы. Конверт, карточка из плотной бумаги для записей, билет на поезд, билет на метро (который назывался талоном, пока эстетки не отнесли это выражение к низкому стилю), фотография… Когда я заканчивал чтение, в книге не оставалось моих следов.

– Ян очень милый юноша. Мы учились с ним в одном классе. Но я мало общалась с ним.

– Он хотел вам кое-что сказать. Вы знаете, что у него сложная жизнь.

– Я прочитаю письмо. Так вы библиотерапевт? Или вы почтальон?

– Только библиотерапевт; эта профессия не слишком известна во Франции. Работа почтальона для меня слишком быстрая.

– Я недавно читала статью про библиотерапию. Она показалась мне очень интересной. Очень мягкой. Я решила посвятить себя психологии, это близкая область. В будущем году пойду в университет ее изучать.

– Очень хорошо. Желаю вам успеха на этом пути. Могу оставить вам свои контакты на случай, если потом вы пожелаете стажироваться в моем кабинете.

– Почему бы и…

Из глубины квартиры раздался голос:

– Что там такое?

Валентина забеспокоилась и очень быстро ответила:

– Ничего, папа. Это ошибка.

Голос зазвучал снова:

– Эта консьержка совершенно ничего не делает!

Я не возмутился тем, что для этой девушки я был «ничего, ошибка», хотя эти слова, честно говоря, не украшали меня. Она сказала так, чтобы успокоить своего отца, – по крайней мере, я на это надеялся.

– Спасибо, что принесли мне это письмо. Передайте от меня привет Яну.

– Спасибо, что выслушали меня. Обязательно передам привет. Оставить вам мои контакты?

– Хорошо, но в другой раз.

– Как скажете.

Консьержка ждала меня во дворе. Делала вид, будто поправляет контейнер для цветов. Услышав рядом с собой мои шаги, она сразу прекратила работать и повернулась ко мне лицом.

– Валентина красивая девушка, и к тому же очень умная. И вежливая. Она здоровается со мной каждый раз, когда проходит мимо. И могу вам сказать, что так делают не все. Некоторые меня как будто не видят. Словно я подставка для зонтов, которую поставили посреди квартиры. Они меня разве что не толкают. Вообще-то наше общество этого и хочет.

– Люди ужасны. Но вы правы: Валентина очаровательна.