Для меня такая позиция неудобна, ведь из всего узнанного из книг я твердо усвоил то, что смех – движущая сила многих писателей. Я борюсь со смехом, когда некоторые мои пациенты рассказывают мне о своей поломанной жизни. К счастью, датчик установлен на красное. Мышцы моих скул находятся в спящем режиме. Что бы сказали пациенты, если бы я заливался смехом даже при самой легкой ошибке в их речи? А они всегда случаются в самый неподходящий момент, когда напряжение бывает самым сильным. Или, что еще хуже, смеялся бы, когда отрыжка вторгается в серьезный разговор?
Отрыжка – болезнь века; это мнение журнала о здоровье, на который подписана моя мать. Отрыжка напоминает нам, что мы уязвимы. Отрыжка сломала бы половину трагедий Великого века, если бы драматурги использовали ее в ремарках. Стихотворный размер Расина был бы разрушен, если представить себе Тита и Беренику жертвами их жалких телесных оболочек:
Моя мать всегда думала, что, если я никогда не плачу, я никогда и не смеюсь. Еще одна общая черта с Иисусом: одинаковое настроение в любых обстоятельствах. Какое разочарование для родителей, которые хотят иметь детей, впитывающих окружающий мир, как губка. Но она ошибалась. Я испытывал мало радости, когда мать была рядом, и это было заметно. В ее отсутствие я считал себя достаточно веселым – конечно, кроме того времени, когда был несчастен в любви. Я был счастлив потому, что мне оставалось еще так много прочитать, так много узнать о себе и о других, так много раз прикоснуться к уму авторов и к их текстам. Одна книга влекла за собой другую. Литература – бездонный колодец. Но это теплый колодец; он не убивает, а успокаивает, потому что в нем лежат сокровища, которые выводят нас на поверхность. Книги не полностью отрезают нас от мира; они учат нас лучше понимать и осмысливать его.
Например, мои семейные проблемы исчезали для меня, когда я читал роман Бэшфорда «Огастес Карп». В нем отцу главного героя пришла на ум прекрасная мысль – сослать своих теток в Уэльс. Ах, если бы я мог сделать то же самое! Отправить бы три четверти моей семьи на Чертов Остров: в Ирландии для них слишком мягкий климат!
И без надежды на возвращение! Не как у Бэшфорда: там тетки рассказчика в конце концов возвращаются, как рецидивирующая бородавка на носу.
Я никогда не сопротивлялся долго желанию прочитать Мелани эти отрывки, и мы тогда смеялись до упаду. Кончалось тем, что она чувствовала ненависть к моей семье – на одно мгновение, когда становились видны наши десны. Этот оскал – признак обостренного чувства соучастия. Знак заговорщиков – розовый цвет: наши десны были здорового розового цвета. Литература сближала наши рты. Мелани обещала мне прочесть этот роман: он такой забавный, так хорошо и верно написан. Но так и не принималась за чтение. Впрочем, не важно: мы обнимали друг друга.
Полифония
«Я полагаю, вы были вчера на манифестации. Я видел, что там произошла драка. И подумал о вас. Впрочем, я отправил вам сообщение вечером. Поскольку не получил от вас никакого ответа, мне стало страшно».
Но я легко отделался: удары приняли другие. Мне не совсем наплевать на вашу заботу. Я считаю ее трогательной. Если быть честным, я полагаю, что вы единственный человек, который подумал обо мне.
Мой мобильник за все это время не покинул карман. То же было и с письмом, которое я должен был передать Мелани. Она не могла сердиться на меня за забывчивость, так как не знала, что я ношу письмо с собой. Безвредное забвение.
Сообщение от Яна я получил, но не хотел говорить с ним по пути с манифестации. Как канатоходец над пустотой, я должен постоянно быть сосредоточенным. Никогда не верить, что умение держать равновесие – подарок или приобретение, которым ты можешь пользоваться как тебе угодно. И если бы Ян попытался слишком демонстративно качнуть нить, на которой я тогда стоял, он непременно получил бы от меня мощный удар ногой. Канат не трогают!
– Роман «Над пропастью во ржи» не вызывает депрессию! В нем есть струя ветра, которая несет на себе текст от начала до конца. Сегодня я не расскажу вам, чем он кончается, но я бы хотел прочитать вместе с вами несколько его страниц.
«Вы хотите, чтобы я его прочитал?»
Ян улыбнулся остатками своего рта. Получилось что-то вроде полуулыбки. Как на автопортрете Фрэнсиса Бэкона. Эта картина создана, чтобы пугать детей в школьных классах.