Короткие слова – великие лекарства

– Париж идеальный город для того, чтобы снова встретиться с друзьями и любимыми.

В Чэпмене хорошо то, что с ним я мог, ничем не рискуя, поддерживать разговор банальностями. Он выражал полное одобрение моим словам ритмичными движениями головы – снизу вверх, потом сверху вниз. Мне бы хотелось добавить, что Париж – город, созданный для избиения демонстрантов. Но моя совесть профессионала помешала мне это сделать. Или мне не хватило мужества. Чэпмен считал контрманифестацию, которая завершилась ударами и ранами, прогулкой в компании друзей.

– Не хотите выпить воды?

– Охотно выпью.

Я вышел на кухню и там налил в стакан минеральной воды.

И вспомнил новеллу Маргерит Юрсенар «Вдова Афродисия». О женщине, которая мечтает отравить убийц своего тайного возлюбленного. Мамаша Маргарита и ее макиавеллиевская жестокость.

Я не дошел до того, чтобы плюнуть, как вдова Афродисия, в стакан Чэпмена. Впрочем, я не вдовец и не грек. Зато я налил ему воды, которая стояла в старой бутылке уже много недель. Налил воды для увядших гераней. Мутную и со странными пузырьками. Часто говорят, что самые жестокие убийцы – те, которые ведут совершенно спокойную жизнь. Например, примерный отец семейства, страховой агент, выходя из офиса, встречает одинокую девушку. Затем поездка в багажнике машины до близлежащего леса. И на несколько дней обеспечена слава как для убийцы, так и для жертвы.

Чэпмен не был убийцей, но за его добродушной внешностью скрывался экстремист в отношениях между людьми. В вечер манифестации он, должно быть, мирно обедал с женой, и на ногах у него были тапочки. Они смотрели новости. Если бы, на их счастье, одна из камер сняла эту парочку, они воспарили бы душой. Увидеть по телевизору, как они рыгают, любоваться тем, как они оскорбляют и преследуют демонстрантов-пацифистов – это привело бы их в восторг.

Седьмая из «Восточных новелл».

– Спасибо, Алекс, она пошла мне на пользу. Это вода из-под крана?

– Да, я никогда не покупаю воду в бутылках. Я считаю, что у нее специфический привкус, почти вкус пластмассы. Совершенно неестественный.

– Как же вы правы! Мы тоже ее не покупаем. Я планирую очень скоро установить у себя смягчитель воды. Если можно сделать немного хорошего для планеты, отказавшись от пластмассы…

– У меня есть смягчитель! Вода, которую вы пьете и которая вам, кажется, понравилась, прошла через него. Разница действительно ощущается.

Я немного солгал. Торговые агенты регулярно предлагали мне этот прибор, но я их не слушал. Я позволял им высказываться, поскольку многие из них занимались этим ремеслом из-за нужды, и я не хотел быть неприятным. Когда речь заканчивалась, я улыбался и произносил фразу, которая обращала всех их в бегство: «Я здесь съемщик».

Во Франции это постыдная фраза, которая мгновенно делает человека гораздо менее интересным. Я не был близок к обладанию смягчителем воды. В любом случае Чэпмен не видел жидкую западню, в которой с радостью уютно расположился.

Жестокость свойственна людям. Трудно представить себе, чтобы лев, пожирая свою добычу, специально кусал ее за ту часть тела, где укус будет всего больней. А мне было приятно видеть, как Чэпмен пил воду из своего стакана так, словно это было вино лучшего сорта. Он, как сомелье, нюхал жидкость и держал ее во рту. И не забывал отодвигать от себя стакан, вытягивая руку, чтобы лучше оценить качество содержимого.

СОСТАВ ЖИДКОСТИ (хранится в секрете):

вода;

различные загрязняющие примеси (в том числе останки разложившейся мухи);

бактерии.

Чэпмен выпил еще немного воды и снова взялся за «Обломова».

– Вот что меня удивляет в вашем выборе этой книги: персонажи полностью отвергают литературу. Предлагая ее мне, вы рисковали. Я больше не читаю, а вы даете мне в руки историю типа, который полагает, что авторы книг бесполезны. Историю человека, который бесчувствен к словам и читает газету, не интересуясь датами.

– Профессия библиотерапевта связана с риском. Я отлично представляю себе отрывок, о котором вы говорите. Почитаем его, если вы хотите. Насколько я помню, он находится где-то около страницы двести.

Мы наклонились каждый над своим экземпляром и принялись искать. Мчались, словно бегом, к тому месту, которое позволит нам услышать, как Гончаров говорит нам, что можно быть невосприимчивым к литературе. Я – противоположность таким людям. Я впитывал слова словно губка. Каждый роман, каждое стихотворение проникали в клетки моего тела и смешивались с моей кровью. Анализ крови был бы должен это показать! Биолог воскликнул бы: «Его кровь отравлена, насыщена словами, он погиб!»

– Я нашел. Это на странице сто девяносто. Вы не сильно ошиблись.

Чэпмен был счастлив, что выиграл соревнование. Когда-то он был прилежным учеником.

– Сейчас я прочитаю его вам, – заговорил он снова. – Еще несколько лет назад я был бы не способен на это, но сейчас не чувствую ни малейшего беспокойства. Читать вслух очень нескромно. Человек не может спрятаться за текстом. Но я доверяю вам! Я знаю, что вы не станете смеяться надо мной.