Короткие слова – великие лекарства

– Мне нравится эффект внезапности и на поле, и в жизни. Но, может быть, я вас беспокою? Вы не собираетесь выйти?

– Нет, вовсе нет. Вы самый молодой пенсионер Франции. Вы займете место в следующем издании Книги Гиннесса.

– Можете не волноваться: меня быстро забудут, как старую стиральную машину.

Явно весь мир одержим стиральными машинами. Сначала Чэпмен, теперь Полстра.

– Я, по крайней мере, надеюсь, что не имею отношения к вашему решению все бросить. Когда представляю себе, сколько боли это причиняет вашим болельщикам, журналистам…

– Вы тут ни при чем, Алекс. Но Улисс при чем!

– А?

– Я немало понял, читая «Одиссею». Улисс теряет часть своей жизни, странствуя по миру. Я тоже. Улисс любит только свою семью. Я тоже. Мне надоело, что я никогда не могу быть вместе со своими. Я не заблудился, я могу пристать к берегу, когда хочу. Я решил больше не плавать по морям.

– Если такова ваша воля, я не могу вас осудить. Вы берете свою жизнь в собственные руки, это похвально.

– Спасибо.

Нашу беседу прервал голос, спросивший: «Мы идем на пляж, папа?» Кудрявый мальчик, голый до пояса и в очках для дайвинга, сильно и настойчиво тянул футболиста за руку. Если бы на поле противник так потянул за нее Полстру, тот бросился бы на землю и стал кричать, что на него совершили покушение, ему нанесли ужасную рану, и умолял бы судью удалить виновника. Но Полстра был «на пенсии», и, если бы лег на землю лицом к своему сыну и ко мне, это бы ничего ему не дало. Он лишь сказал ребенку: «Подожди», и тот направился к огромной рождественской ели, которая торжественно возвышалась на заднем плане. Веб-камера не могла показать ее полностью: елка со всех сторон вылезала за границы кадра. Гостиная футболиста была похожа на вход в «Галерею Лафайет» на бульваре Осман.

– Я вижу, что вы уже не во Франции.

– Мы отчалили от берега. И проведем праздники под солнцем. Мы в Бразилии.

– Значит, вы оказываете мне доверие! У меня есть хорошая приятельница в Бразилии.

– Я обожаю эту страну, ее ценности, ее краски…

Будь я немного склонен к язвительности, добавил бы: ее коэффициент смертности, ее трущобы, ее детей, которые нюхают клей, и т. д. Но я не хотел выводить Полстру из себя такими мрачными явлениями. Часто говорят, что те, кто ушел на пенсию, нелегко адаптируются к новой жизни. Если я испачкаю черной краской идиллическую картину футболиста, он рискует снова впасть в депрессию. А у меня нет в Бразилии знакомого библиотерапевта, я знаю там только Арманс с ее шлепанцами и грудью, заметной за километры.

– Это еще и страна футбола.

Наступила тишина. Полстра поморщился. Может быть, вспомнил себя – мяч у ног, и весь стадион приветствует его. Я не должен был бы произносить слово «футбол». «Трущобы», в сущности, было бы более подходящее в этой ситуации слово.

– Кстати, мой агент сделал перевод на ваш банковский счет.

Бывший спортсмен не хотел говорить о футболе, но слово «футбол» притянуло за собой другое слово – «перевод». Спорт и деньги скованы одной цепью, как два каторжника. Каторжники, которые тонут вместе.

– Не обязательно было торопиться.

– Я люблю, когда дела делаются быстро. А я не скоро вернусь во Францию.

– Идем, папа! – снова принялся за свое мальчик.

Полстра посадил его на колени.

– Алекс, спасибо за все. Я должен уходить. И последнее: я теперь очень хочу прочитать «Илиаду». Что вы думаете об этом?

– Очень хороший выбор.

Сказать о таком монументальном произведении, что оно «хороший выбор», примерно то же, что сказать о Микеланджело, что он делал хорошие скульптуры. «Твой Давид неплох, Мишель, но он не смотрит нам в глаза».

Мое суждение было в высшей степени пошлым, но тем хуже. Гомер не стал бы мне противоречить, Полстра тоже. Он, как Улисс, решил спрятаться, скрыть, кто он такой. Это старый фокус писателей, чтобы легче было вернуть на сцену персонажа. Полстра, несомненно, вернется, когда Бразилия ему надоест и когда о нем больше не будут говорить. У него явно много общего с Улиссом. Я надеялся только, что футболист будет менее жестоким, чем древний герой.

– Хочу сказать еще кое-что напоследок, Алекс.

– Я слушаю.

– Перед тем как сесть в самолет, я сводил сына посмотреть квартал, где вырос.

– Вы последовали моему совету?

– Да, и в точности. Я хорошо сделал, что вернулся туда. И знаете, что было?

– Нет, не знаю.

– Никто меня не ждал. Я сел на том самом месте, где мои друзья детства проводили свои дни.

– Они были там?

– Да. Я присел рядом с ними, и мне показалось, что ничего не изменилось. Они подвинулись, чтобы дать мне место, вот и все.

Даже люди доброй воли прекращают борьбу

– Комиссар Жерро скоро примет вас, месье. Будьте добры подождать здесь.

Агент, встречавший посетителей, указал мне на неудобный стул в одном из закоулков комиссариата. Рядом со мной ждали другие люди. После больницы я интересовался другой стороной человеческого несчастья – бедой жертв.

Одна женщина успокаивала подругу, чей автомобиль ударила машина, водитель которой сбежал с места происшествия. Мужчина с перевязанной челюстью громко жаловался, что ее побил старый друг.