Ян вошел в комнату спокойно, как будто не хотел нас беспокоить. На самом деле не было никакого риска, что он нас потревожит: Анна и я не разговаривали уже пять минут. Мне нечего было добавить к уже сказанному, ей тоже. Поэтому, чтобы скоротать ожидание, она сделала вид, что ищет в своей библиотеке сборник новелл Мопассана. А я делал вид, что жду ее. Анна хотела, чтобы я прочитал «У смертного одра». Но почему всегда такие мрачные тексты? Я не похож на девицу в военной форме, которая идет впереди процессии и улыбается даже под ливнем. Но все-таки провести вечер с поздним Шопенгауэром – этого я не заслуживал! «Бувар и Пекюше» – забавная книга, «Заговор дураков» тоже. Вот чего я хотел.
Порядок в библиотеке был настолько идеальный, что на поиски любой книги в ней уходило меньше минуты. Иное невозможно было представить: больше времени ушло бы только у того, кто не умеет пользоваться алфавитом. Анна вела себя так, словно страдала синдромом Диогена, за долгие годы накопила тысячи книг и хранила их без всякой классификации.
Тишина меня пугала. Единственным шумом, который улавливал мой слух, был звон в моих ушах. Я поблагодарил этот звук за то, что он не покинул меня в таком одиночестве.
Ян протянул матери листок, она ознакомилась с содержанием записки и, не взглянув на меня, вышла из комнаты – без книги Мопассана. Она, конечно, пошла продолжать свои поиски на кухню.
Ян не стал садиться, а встал передо мной. В первый раз я видел его под этим углом зрения. Следы аварии на его лице были мне видны крупным планом и снизу.
– Моя мать все вам объяснила?
– Да.
– Я надеюсь, что вы не обиделись.
– Не беспокойтесь обо мне. Мне бы хотелось продолжить наше сотрудничество, но будем смотреть на случившееся с хорошей стороны. Я думаю, что прочитанные вами книги подействовали. Это уже очень интересно.
«Алекс, вы невероятный человек. Я слушал Бранденбургский концерт Баха, и эта музыка увлекла меня за собой. Любите ли вы Баха?»
Любите ли вы Баха? Любите ли вы Брамса?
«И эта коротенькая фраза: „Любите ли вы Брамса?“» – вдруг разверзла перед ней необъятную пропасть забытого: все то, что она забыла, все вопросы, которые она сознательно избегала перед собой ставить»[36]
.– Я ценю классическую музыку, но мало понимаю в ней.
«Не обязательно быть знатоком чего-то, чтобы это чувствовать. Я люблю музыку Баха ушами, а не мозгом».
Есть люди, которые прячутся за культурой как за ширмой. И давят этой ширмой своего собеседника. Моя мать была специалисткой по использованию культуры в качестве оружия массового поражения. Для нее ничего не значил человек, который не прочитал полное собрание сочинений Филона Александрийского – одного из тех писателей, кто оказывается на последнем месте (из многих миллионов) в списке интернет-продаж. По этой причине она часто оказывалась в одиночестве.
Ян потерялся в Бранденбурге, а я в Париже, во враждебном мне доме. Молодой человек из хорошей семьи уж точно не сказал бы мне, что его чувствами завладел образчик электронной музыки или, что еще хуже, песня, восхваляющая достоинства солнечного понедельника или благотворность отдыха в Нормандии. Это было бы слишком народно. Яну была нужна ссылка, которую нельзя подвергнуть сомнению. Официальный портрет Баха, написанный Элиасом Готтлибом Хаусманом, художником с невероятным именем, которое я помню потому, что эта пара (имя и портрет) пугала меня, когда я был ребенком. Бах и его парик огромного размера. Бах и его двойной подбородок. Бах и его пухлые руки. Бах, который выглядит так несимпатично, что я не пожал бы ему руку даже за большие деньги. Бах, который жил в нашем доме, потому что моя мать слушала его постоянно. В общем, Бах, такой же безобразный, как Мирабо. Я хорошо сделал, когда купил себе затычки для ушей, чтобы больше не слышать его помпезную музыку, когда она гремела в доме. С первых ее нот я применял это средство против Баха, как другие средство против вшей.
«Может быть, мы встретимся на днях при других обстоятельствах».
– Я так не думаю. Я никогда не встречаюсь со своими пациентами вне работы.
«Жаль. Значит, вы читаете мои слова в последний раз».
– Несомненно, да.
«И не жалеете об этом?»
– Не жалею. Вы, кажется, опечалены моим уходом, но сами его добиваетесь.
«Расставание всегда болезненно. Я кое-что понимаю в этом. Кстати, по этому поводу: вы знаете Энтони Полстру, футболиста?»
– Только по имени.
«Он исчез, и вся Франция ищет его».
– Это верно.
«Расставание всегда болезненно. Идите: я оставляю вас вашим другим пациентам, тем, которые говорят. Если быть честным, ждать при общении, пока я пишу… Должно быть, это раздражает нервы и сильно утомляет. Вам никогда не хотелось задушить меня, когда я слишком долго медлил с ответами?»