Короткие смешные рассказы о жизни 1

– Породить эмоции может и куча говна! – завывал мой оппонент.

– Ты отказываешь ему в праве на существование?

– Какое оно имеет отношение к искусству?

– А где начинается искусство?

– Где?!

– У тебя в голове!

…О! Это было прекрасное, незабываемое время! Где вы, где, мои юные дни…

⁂

К концу второй недели нашего пребывания в стенах подвала краеведческого музея профессорская улыбка стала угасать, взгляд тускнеть, а дорогой парфюм его начинал источать приторный аромат меланхолии.

Наконец в одно дождливое утро (на это указывали электронные часы на стене и мокрые профессорские усы) он принес нашу картину обратно. Это была «Медитация» Рихтера, сделанная буквально за полчаса в необыкновенном творческом экстазе. Мы спешили запечатлеть в истории мировой живописи волну величайшего вдохновения, вдруг одномоментно захлестнувшую нас. Экспрессия и энергетика нашего шедевра оставляла оригиналу лишь жалкую роль тени отца Гамлета.

– Настала пора порченья мира! – кричал Мишка, остервенело нанося мазок за мазком.

Я выхватывал у него кисть и в бредовом упоении портил его снова и снова…

Однако наш непривередливый «ценитель изящного искусства», судя по всему, заполнил под завязку зал авангарда своей картиной галереи…

«…и не посчитал нужным пополнить запасники», – печально пошутил профессор и горько улыбнулся.

– Что же теперь делать? – простодушно спросил Мишка.

Профессор взглянул на нас удивленно, аккуратно поставил наш шедевр на стол и оставил за собой тоскливо скрипнувшую дверь.

– Собирать манатки! – ответил за него я.

– Куда же мы пойдем?

– На паперть. Сколько мы выпили вчера?

– Не помню.

– Даже самый безвкусный в мире коллекционер не захотел признавать в этом живопись. Сколько у нас денег?

– Три тысячи семьсот.

– Даже на самую паршивую однушку не хватит. Нужно еще две триста. Где их взять?

– Не знаю.

– Запомни одну простую вещь, запомни навсегда…

– Никогда не мешай, ты это уже говорил, – страдальчески вздохнул Мишка.

– Да, и никогда не рисуй пьяным.

– Но Поллок же…

– То – Поллок, а то – Гречкин…

⁂

– Проходите, проходите гражданин, это узконаправленное, высокоинтеллектуальное, камерное искусство, увы, не каждому дано понять…

– А чего тут понимать-то? Моя трехлетняя внучка и то лучше нарисует.

– Я счастлив, что у вас такая талантливая внучка. Проходите, пожалуйста.

– Граждане, только сегодня и только у нас вы можете прикоснуться к творчеству талантливейшего художника, ярчайшего представителя андеграунд-авангарда, иконы стиля и законодателя мод современного искусства Лазаря Спасклепского!

Лазарь Гречкин полулежал на раскладном стуле возле мольберта с нашей «Медитацией». Шею его обматывал зеленый вязаный шарф с длинными кистями, с головы свисала гигантская клетчатая кепка, в зубах торчала папироса «Беломорканал». Весь этот джентльменский набор художника мы приобрели тут же – на стихийном блошином рынке проспекта Кирова.

Продюсерский талант мой начинал приносить первые плоды.

– Его на той неделе по «Культуре» показывали, – шепнул соседу седовласый гражданин в молочном костюме и роговыми очками на носу. Сосед в майке-сеточке, шортах и с рюкзаком на плече удрученно и сочувственно замотал головой.

Лазарь сделал губы уточкой и воспарил над облаками.

– А что за картина-то?

– Как называется?

– Эта художественная композиция, выполненная в стиле экспрессивного психоделического ньюпостэйджмодерна, под названием «Поцелуй Иуды», олицетворяет неравную борьбу сил разума, чистоты и света с темнотой человеческих пороков, соблазнов и самых мерзких искушений.

– А что художник молчит? – пробасил толстяк в сиреневом трико.

– Он медитирует, – таинственно улыбнулся я.

Мишка замер.

– Для достижения глубин творческого вдохновения он входит в транс, настраивается на частоту высшего разума и… видит картины, наполненные космической мудростью…

Мишка стал издавать звук, отдаленно похожий на горловое тувинское пение.

– …и божественным откровением, – пнул я его по ноге. – По возвращении из астрального мира он переносит их на свои полотна. Эта картина пришла ему накануне…

– А сколько она стоит?

– Вы же понимаете, что она бесценна. Но только сегодня и только для вас она будет стоить… две тысячи семьсот пятьдесят рублей.

Бейсболист исчез первым, за ним потянулись толстяк и турист с рюкзаком. Любитель телеканала «Культура» тактично постоял возле картины, из уважения к медийной личности даже ощупал портмоне и, тяжело вздохнув, поспешил скрыться из виду.

– А что они хотели? Этот шедевр за пятьсот рублей?! – негодовал я.

– Пусть пятьсот! – выплюнул окурок Мишка, – хоть шарф с кепкой окупили бы.

– Какой ты, оказывается, мелочный тип! А еще художник!

– Продавать абстракцию в Саратове – все равно что читать Канта морякам!

– Друг мой, ты живешь в 21 веке, где нет гильотины и почти бесплатный интернет, и ты еще чем-то недоволен?

– Молодые люди, сколько вы просите за это полотно?

Мы обернулись. Перед нами стоял высокий худощавый господин лет шестидесяти, поразительно похожий на Дон Кихота с иллюстрации Доре.

– Пятьсот рублей! – не дал мне раскрыть рта Мишка.