Короткий роман накануне дефолта

- И не говори! Мне так противно в этом участвовать, но как-то же надо

жить белому подполью – заграница совсем перестала нам помогать. Хочет

получить победу демократии задарма! В общем, жду, до встречи, старик, рад

был услышать! - с облегчением протрещал Сева и отключился.

Аникин, положив трубку, потянулся и, глянув на часы, подумал: «Надо

же, какой продуктивный день получился, стоило только за ум взяться!»

Часы показывали десять вечера.

Сильно хотелось спать…

Скинув халат, он юркнул под невесомое пуховое одеяло и с

блаженством ощутил под собой и на себе свежее постельное бельё. Рука

нащупала выключатель бра, и свет погас. «Вот я и сотворил для себя мир, в

котором мне замечательно!» – подумалось ему с удовольствием, и он тут же

заснул, как и накануне, почти мгновенно и очень крепко.

III

На часах было пять, когда Аникин открыл глаза. Он встал с постели и

подошёл к окну. На улице только-только начало светать. Туманы огромными

привидениями шатались между домами, не находя себе развлечения, – ни

одного прохожего. Только кошки, мелькающие на отмостках и юркающие в

подвальные люки. Но кошки, говорят, никогда не боялись привидений…

Раннее-раннее юное утро не шумит, не рвёт и не мечет, как утро зрелое и

позднее, оно медленно и с изысканным вкусом затевает новый день. В нём

есть тихая правда настоящего начала. Ничто не возникает шумно и бравурно.

Шумно и бравурно только обставляется то, что появляется само по себе без

всякого громыханья. В любой завязи нового есть таинство и волшебство: ещё

мгновение назад ничего не было, а теперь вдруг есть. Сколько ни пытался

понять этот великий секрет Бытия человеческий рассудок, он всегда

ускользал от него. Порой отчаявшиеся от безуспешности этой погони

охотники заявляли, что никакого начала вовсе не существует, и подводили

под подобные отрицания мудрёные построения. Разумным же решением

данной проблемы является лишь смирение с собственным непониманием –

стоит ли ломать голову над тем, с чем можно спокойно уживаться, просто

отдавая ему дань уважения и соблюдая ритуал слияния с ним, тем самым

воспитывая в себе чувство вкуса. Раннее-раннее утро как раз и даёт такую

возможность – возможность не разочаровывая душу и не насилуя интеллект, вплести себя в нарождающийся день…

Подумав надо всем этим, Аникин направился делать свой утренний

коктейль из воды и сока, выжатого из половинки лимона.

Когда он со стаканом готового напитка подошёл к окну на кухне, туманы уже растворились, не оставив даже лёгкой дымки; стало значительно

светлее, а во дворе появились первые собачники. Два щенка на детской

площадке – спаниельчик и фоксик – то превращались в зигзаги, то сливались

в клубок. Хозяева их (долговязая девица в красной ветровке и коренастый

мужчина в спортивном костюме) о чём-то увлечённо болтали, помахивая

поводками.

- Ну вот, если всё делать правильно, то и удовольствия не запаздывают

появляться, - вслух заметил Аникин, вспомнив чьё-то изречение о том, что

нет в мире большего удовольствия, чем наблюдать за игрой щенков.

Он смотрел в окно, неторопливо поглощая освежающую сознание и тело

мутную острокислую жидкость, до тех пор, пока маленьких резвых существ

не посадили на поводки и развели по домам.

Далее следовало сполоснуть стакан, поставить его в сушилку и идти

чистить зубы.

В ванной, выбрав самую мягкую зубную щётку, он нанёс на неё пасты

трёх разных видов и несколько минут проделывал ею самые различные

комбинации движений во рту. Потом снял халат, умылся, причесался, надел

спортивные трусы и пошёл в спальню прибирать постель.

Жилище его представляло собой типовую двухкомнатную квартиру, в

которой одному ему было просторно, удобно и вполне уютно. В комнате, что

поменьше, была спальня. Из мебели в ней находились огромная кровать, длинный, во всю стену, шкаф-купе с зеркальными дверцами и пара

миниатюрных прикроватных столиков, плетёных из ротанга. На одном

стояла телефонная трубка в зарядном устройстве, на другом – прозрачная

ваза со стеклянной спиралью внутри, в которую была вставлена живая

бамбуковая палочка, подарок последней возлюбленной. На полу с обеих

сторон кровати лежали белые овечьи шкуры с длинным мехом, на свободной

стене напротив кровати висели часы и большая репродукция с японской

картины, на которой в обществе гостеприимных гейш расслаблялся бравый

самурай. Окно прикрывали полупрозрачные занавески с выбитыми на них

ветками цветущей сакуры.

К моменту завершения приборки в спальне стрелки на часах образовали

прямой отрезок между шестью и двенадцатью – время утренней медитации и

гимнастики.

Если отбросить все философские и мистические рассуждения, то у