Короткое счастье на всю жизнь

После такого наслаждения шла к Тверскому бульвару и у театра имени Пушкина встречала Володю. В день зарплаты он настоятельно, всенепременно просил его встретить, вручал мне деньги, уверяя, что так полагается, потому как «хозяйка». И вот тут-то один за другим появлялись друзья-приятели и Володя поспешно говорил: «Изуль, как хорошо, что мы встретили Валечку (или Петечку), отдай ему, пожалуйста, я тут задолжал». К концу бульвара зарплата ощутимо таяла. Все равно было очень хорошо… Вот если бы еще была работа!

Мы предприняли попытку сменить пиджак в пупырышек на приличный костюм. Костюм был куплен. Темно-серый, нет, лучше — маренго или «мокрый асфальт». Он очень ему шел. Но только однажды нам с Ниной Максимовной удалось нарядить в него Володю. Он постоял перед зеркалом, сказал: «Здорово!» — и вернул костюм в шкаф, а «пупырышек» праздновал победу.

Купили и дюжину рубашек: в полоску, клетку, болгарских, ну просто замечательных. Их Володя любил, но часто уходил в новой рубашке, а возвращался в чужой, старой, и уверял, что совершил очень удачный обмен. Отношение к вещам у нас было простое — они нас не обременяли.

Любил Володя отправлять посылки в Горький — какой-нибудь продукт, хороший чай бабушке и что-нибудь вкусненькое для Наталки.

Когда не было Жоры и Нина Максимовна не уходила на работу, мы сидели на Жориной половине и она рассказывала о Володе маленьком. Ей очень хотелось девочку, а родился басовитый мальчик. Нина Максимовна доставала из заветного уголка ботиночки — невесомые на ладони, рассказывала, какие у него были костюмчики. Ну, конечно, матросский — это обязательно, если у ребенка не было матросского костюма, то непременно был хотя бы матросский воротник. И у меня тоже был. Были и светлая прядка тончайших волос первой стрижки, и фотография — Володя в локонах.

Нина Максимовна преданно любила театр, прекрасно копировала Рину Зеленую и еще в коммуналке устраивала представления для детей. Она сама написала роман. Была самодельная книга с фотографией в шляпе. Я держала ее в руках, но попросить почитать не решалась, боялась, что там про Жору.

Смеясь, рассказывала Нина Максимовна, как в голодные военные годы маленький Вовочка помогал разгружать картошку в овощном магазине и за это получил несколько картофелин. К ее приходу с работы он приготовил совершенно несъедобные оладьи. «Съедобные, съедобные!» — думала я, и мне было до слез жалко маленького Вовочку. Рассказывала, как Володя с друзьями делились хлебом с пленными немцами, работавшими на стройке.

Мой сын — Глеб Высоцкий и я. Нижний Тагил. 1986 год.

Заботами Михаила Федоровича в конце ноября меня взяли на короткий контракт в Ленком. Туда только что пришел Борис Никитич Толмазов. Семерых актеров уволили по новоиспеченной системе конкурсов и взяли на их место других, но уволенные восстановились по суду, а вновь принятые оказались в несуразном положении. А тут еще и я. На зимние каникулы восстанавливали старый спектакль «Новые люди» по роману Чернышевского «Что делать?». Меня вводили на роль Веры Павловны. Актеры были прекрасные: Геннадий Карнович-Валуа, Ирина Мурзаева, Елена Фадеева, но сам спектакль был уже старым. На него строем водили старшеклассников. Играли мы почему-то в помещении театра имени Ермоловой по два спектакля в день. Часто Володя тихо сидел на вахте, дожидаясь меня. Думаю, что спектакль не очень-то нравился школьникам. Только однажды, когда на моих словах: «Я задыхаюсь в этом воздухе» из-за кулис на сцену повалили клубы дыма, ребята были в восторге. Актеры продолжали плавать в дыму (в те годы дым как спецэффект не был известен). Никто не бежал спасаться. Зал ликовал. Занавес наконец закрыли, пожар потушили (в кабинете рядом со сценой загорелся диван) — спектакль покатился дальше, но едкий запах остался и веселье в зале тоже.

По окончании каникул мне предложили ждать весны. Весной обещали взять в Ленком.

Тяжело болела моя однокурсница Грета Ромодина. Ездила через день в Боткинскую, немного помогала ее маме, занималась своим нехитрым хозяйством.