Корпорация

Ни с чем не сравнимый запах свежей типографской краски заполнил комнату. Только что присланный из Москвы тираж газеты, газеты, неслыханной для Байкальска — дерзкой и безбашенной — прибыл в штаб, чтобы нынче же ночью быть отправленным по торговым точкам и начать назавтра смущать избирателя…

— Класс, класс… — Дежнев быстро проглядывал газету, единым взглядом оценивая и верстку, и циничные карикатуры на каждого из кандидатов, тексты же были ему знакомы до зубовной боли — писала их все та же парочка райтеров, строчившая сейчас хвалебную песнь Ларионову и пакостную правду о Терских, — Хорошо сработали… класс…

Тут же Дежнев подскочил к телефону, набрал номер и сообщил в трубку:

— Прибыл… вечером машину, как договаривались… ага, ага…

И едва он трубку положил, как девушка-социолог тронула его за рукав. В глазах ее, за толстыми-претолстыми стеклами очков, светилось тихое торжество, в руке же она держала листок, куда и тыкала наманикюренным пальчиком:

— Догоняем, Димуля…

И сразу газета была брошена и забыта, и группа ринулась к листку со свежими результатами замеров.

— Терских — тридцать четыре процента, — сообщил Дежнев, подымая глаза от листка, — Ларионов — двадцать пять!…

— Вау!… — понеслось со всех сторон, — Ура!…

— За две недели — на семь пунктов… Димка, у нас офигенные шансы!…

— Девять процентов разрыва, это ерунда, нагоним…

— А Терских-то ведь падает!…

— Ненамного, всего на два…

— Да если даже всего на два!… Это в разгар-то компании!… А что будет к концу, когда он со своей мордой просто всем надоест?…

— Сплюнь, не загадывай…

Дежнев же уже выбрался из комнаты и пересек коридор. В своем номере он первым делом схватился за телефон и набрал Москву.

— Привет, Димон, — ответила Москва ленивым голосом Кана, — Новости?…

— Новости, — бодро отозвался Дима, — Терских упал на два. Мы выросли на семь. Разрыв — девять.

— Хм… сказала Москва и замерла надолго. А, отмерев, сказала следующее, — Дим, вы там того… не увлекайтесь… шесть недель впереди… этак вы вообще губера замочите, — и в трубке тихо хихикнули, — А уроните Терских — выборы сорвете нафиг, а нам это, сам понимаешь, не нужно… нам процесс важен, Дим… не результат…

— Угу, — буркнул Дежнев, погасая, — я помню, помню…

24

11 сентября 2000 года, понедельник. Москва.

Теплый и ясный выдался день, и не дождило. Шины шуршали по высохшим тротуарам по-летнему, курили на крыльце Центрального офиса мужчины в хороших пиджаках и неброских галстуках, провожая благосклонными взглядами мимо спешащих блондинок. Здесь же, на крылечке, стояли и курили двое, вовсе на этих мужчин непохожие: мальчик лет тридцати с бачками и щипаной челочкой, девочка лет сорока в растянутом свитере.

— Ты, то есть, не в курсе? — уточнил мальчик, задумчиво почесывая впалый живот, — Блин, и я тоже… Звонит Артем. Приезжай!… Срочно!… А что у вас?… А там увидишь!…

— Та же хрень, — басом ответила собеседница и плечами пожала, — Тайны мадридского двора…

Тут подошел к ним третий, в джинсовой куртке и с волосами до плеч:

— Ждете?… А я думал, опоздаю… — он пожал парню руку, а женщине кивнул, — Григорий Янин, журнал «Портфель»…

— Анна Франк, — снизошла женщина, а в ответ на выпученные глаза нового знакомца пояснила, — Фамилия такая… не виновата я… — кисло улыбнулась привычной шутке, — «Финмаркет».

— Ну, тему вам тоже не сообщили? — ревниво осведомился новенький, — Или я тут один непросвещенный?…

— Все мы тут такие! — успокоил щипаный, снова почесал живот и предложил, — Давайте подниматься, что ли… скоро уже…

И они прошли внутрь.

— Пресса?… — спросил один из тех, кто был в пиджаке.

— Ну… — ответил второй, — Вот им сейчас сюрпризец-то будет…

Не прошло и минуты, как стали стекаться к офису все новые и новые личности, при первом же взгляде на которых становилось ясно, что в офисе этом они не работают и работать не могут: слишком вольная одежда, слишком неподобающее выражение лиц — презрительно-независимое… В «Росинтер» стекались журналисты.

В вестибюле их встречал один из ребят Артема Еремина, лысеющий юноша с длинной шеей, трогательно торчащей из тугого белого воротничка. Длинношеий улыбался сладко и испуганно, провожал к окошечку, где гостю выправлялся временный пропуск, провожал к лифту… На третьем этаже, у лифта же, пришедших поджидал второй юноша — низкорослый и коренастый, но необычайно шустрый — и провожал в конференц-зал.

Там хозяйничал Еремин. Кому-то жал руки, кого-то нежно обнимал, долго хлопая по спине и приговаривая: «Старик… сколько лет, старик!…», с кем-то обменивался визитными карточками и интимно уговаривал не стесняться, звонить, если что… Телеоператор с миллионом кармашков на кожаном жилете выставлял длинноногую камеру, у стола выступающих возилась унылого вида радиокорреспондентка, прилаживая микрофон, никак не желавший держаться в штативе… Здесь же прогуливающийся Леонид Щеглов нервно взглядывал на часы и с завистью — на Еремина: Тема, бывший журналист, опоздания пишущих предвидел и был спокоен, в то время как привыкший к воинской дисциплине Щеглов из себя выходил — сколько ж можно!…