Корпорация

Но после третьего курса родители чудом добыли ей путевку в Бор, подмосковный пансионат, где отдыхали дети московской элиты. Модные длинноногие девочки в нарочито потертых джинсах хихикали на лавочках, модные поджарые мальчики стучали мячом на баскетбольной площадке. Вечерами гуляли по парку стихийно сложившиеся парочки и компании — шумные, раскованные, оглашающие окрестности молодым беззаботным смехом…

Аня в неизменной своей консерваторской униформе — белый верх, черный низ, с засунутыми в карманы дешевой кофточки руками, с глазами грустными и потерянными, была там чужой. Ни к какой элите она не принадлежала, хохотать в голос не умела — нечего ей было делать среди золотой московской молодежи…

Так и гуляла одна, пока однажды, вечером поздно, не замерла на аллейке — в сумерках, за кустами, где стояла, помнится, лавочка, слышался голос… Что этот голос рассказывал, кому и о чем — Аня не помнила, да и не слышала она тогда никаких слов — только звук: упоительно глубокий, чистый, наполненный звук мужского голоса, в котором столько было силы, что захотелось вдруг одного — пойти за этим голосом, идти за ним всю жизнь…

В ту ночь она долго ворочалась, мысленно представляя себе обладателя роскошного баритона: высокий, наверное… могучий… совсем уже взрослый… с копной темных волос, с мудрым взглядом печальных глаз…

И когда на следующее утро этот баритон вдруг сказал за ее плечом: «Скучаете?», и когда она обернулась так стремительно, что разлетевшиеся волосы коснулись его шеи, и когда обладатель волшебного голоса оказался лишь немногим ее выше, и немногим старше, и в лице его не нашлось никакой особой значительности, а лишь хмурая молодая серьезность — все это уже никакого значения не имело, как не имело значения нафантазированное ранее. Главное угадала в нем Анюта, уловила своим абсолютным слухом — силу, скрытый за внешним спокойствием неукротимый азарт, особый какой-то вкус к жизни…

Они провели вместе две недели — гуляли по парку, говорили о чем-то, загорали, и Анюта стеснялась первоначальной своей сметанной белизны, но скоро позолотилась под солнцем, странно так похорошела — и не только в солнце и свежем воздухе было дело… И когда за ней приехал отец, Олег подошел попрощаться.

Ему предстояло задержаться до вечера, чтоб вернуться в Москву с друзьями. Он постоял, вертя в пальцах какую-то травинку…

— Хочешь остаться со мной?

— До вечера?… — спросила она, щурясь — солнце светило в глаза.

Он выбросил травинку.

— До вечера… А потом — навсегда…

И через месяц уже, в Москве, Олег был представлен родителям, и через три сделал предложение, и вскоре они поженились, и год спустя родилась Любашка…

Восемнадцать лет пролетели. Конечно, она уже не та девочка, которую он так осторожно поцеловал впервые в душистых сумерках парка. Конечно, каждый из этих восемнадцати лет оставил свои следы на лице, безжалостно коснулся тела… Кто знает, может, и не нужна она стала Олегу…

Мысль эта приходила ей в голову все чаще. Как-то по-иному стали выглядеть поздние, за полночь, возвращения мужа, многозначительней стало его усталое молчание. Она ловила себя на том, что, обнимая его, пытается учуять чужой запах, что, перебирая бумаги на его столе, внимательней, чем обычно, относится к случайным запискам с чужим почерком… Мерзко это было, отвратительно…

Справляться со всем этим самой не было сил. К кому обратиться, у кого попросить совета?… И случайно почти выбор пал на Юлю Денисову.

Они не были подругами — добрые знакомые, только и всего. И говорить с Юлей — женщиной шустрой и светской, да к тому же, женой одного из ближайших к Олегу людей — на такие интимные темы было, конечно, неразумно. Но здесь уже решения принимала не Анна — бес отчаяния и сомнения, поселившийся в ней, диктовал свои условия.

Юля, в отличии от Анны и большинства жен других обеспеченных людей, дома не сидела — руководила, и весьма успешно, собственным домом моделей, если и не гремевшим пока на всю страну, то во всяком случае, завоевавшим уже доверие значительной части капризной московской публики.

— Завтра в обед, ага?… — предложила Юля, не удивившись ее звонку.

И вот вместо того, чтобы распоряжаться приготовлением ужина и проследить за тем, чтобы клумба с многолетнками на заднем дворе была, наконец, приведена садовником в порядок, вместо того, чтобы совершить еще целую кучу важных дел, Анна, руководимая неугомонным бесом, помчалась в раскаленный центр Москвы, чтобы в сумрачном ресторанчике встретиться с Юлей.

Поговорили о детях (у Денисовых росла Машка, на четыре года старше Андрея), о новинках моды (Анна — через силу, Юля — со знанием дела), о том, отчего это не приживаются английские махровые розы на подмосковных почвах…

— Олег говорил, Саша сегодня прилетает… — вспомнила Анна.

Юля приложилась к соломинке, потянула из стакана сока и махнула рукой:

— Не удивлюсь, если он вернется в Снежный, не заехав домой…

— Как это? — удивилась Анна.