– По поводу радужного потока – точно ничего сказать не могу. Как ты понимаешь, испытать подобные ощущения могут даже далеко не все рыцари-архары, не говорят об остальных клерках. Говорят, это можно сравнить с ощущениями топового блогера, например, Олега Могола, который с жизненного дна взлетел на вершину обожания и купается в лучах славы, виртуального, морального и финансового благополучия. Выход из потока сопоставим со стремительным падением блогера обратно на дно потребительского интереса. И чем дольше блогер находился в свете софитов, тем больнее происходит его падение на дно рейтинга. Для таких людей нет ничего хуже забвения. Эксперты говорят, что отчасти это можно сравнить с ломкой наркомана. Впрочем, падение блогера с точки зрения психического, соответственно и физического состояния бывает значительно хуже. Как говорят исследователи революций – кто был никем, тот станет всем, а потом снова никем, правда, уже без головы. Только если у блогера этот процесс растянут по времени, восседающий на троне человек получает этот заряд в сильно сжатом виде – как концентрат эйфории, так и последующей ломки. Подозреваю, что ты сидел в троне несколько секунд, – сказала Ольга, – ходят слухи, что Владимир Семенович пристрастился к героину как раз после того, как побывал регентом. Когда его тренд сошел, в шприце с ядом он нашел примитивную и весьма отдаленную замену луча «ока потребления». Поэтому очень прошу тебя относиться к своим новым обязанностям очень аккуратно.
В ответ я одобрительно моргнул двумя глазами. Ольга повторно наполнила стакан спиртом, и протянула его мне. Выпив лекарство, я заснул. Меня разбудил звонок телефона. Я снял трубку и приставил ее к уху.
– Ну что, Серега, когда к гуриям поедем? – весело поинтересовался Гаврик.
– К каким гуриям, – сказал я, но сразу же вспомнил, – ах, да, девам из сада.
– Говорил тебе, что тренд зайдет, – продолжал Гаврик.
– Послушай, Степан, а мы с тобой виделись в тот день, когда я представлял концепцию Уильяму Виндзору? – перебил я его.
– Было – хихикнул Гаврик, – не бери в голову. Это часть церемонии инициации регента. Мы называем это печать десницы – почетное прикосновение царственной особы.
– Понятно, – сказал я.
– Так как на счет гурий? – не унимался Степан.
– Да хоть сейчас, – ответил я.
– Отлично, я за тобой заеду минут, эдак, через 30, – сказал Гаврик.
– Давай лучше через час, – ответил я.
– Договорились, – согласился Степан, и положил трубку.
После разговора я какое-то время просто лежал и смотрел в потолок, но затем все же стал пытаться приводить себя в порядок. Давалось это нелегко. Негативные последствия луча «ока потребления» окончательно не прошли. Глубокая тоска, отрешенность, безразличие и полная апатия по-прежнему наполняли мое сердце, тем не менее, позитивная динамика все же была – я уже мог относительно нормально передвигаться и говорить. Завершив утренний туалетный моцион, я сжег несколько 100 долларовых купюр, которые просто скомкал и кинул на тарелку. Вдохнув грязный дым, заключенных в бумагу человеческих чаяний, страданий, радостей и разочарований, я долго не мог прокашляться. К гуриям мне ехать не хотелось, но вопрос с Гавриком нужно было закрыть. Время встречи приближалось, поэтому я надел ненавистную белую рубаху, до половины наполнил стакан со спиртом, залпом выпил его, после чего застегнул на голове маску лица Есенина и вышел из своей шикарной квартиры в мерзкий вечно дождливый город. Гаврик уже сидел в машине, и, завидев меня, помахал рукой. В этот раз кардинал тайной службы был не в форме канцлера ордена козлиной головы, а в одежде обычного клерка со спрятанным под улыбающейся золотой маской лицом. Я сел на задний диван, и машина сразу же тронулась в направлении Днепра.