Мэг прерывает сестру, и ее голос звучит серьезно.
– Кэсси очень храбрая. Поэтому она победила.
Кэсси бросает на нее вопросительный взгляд:
– Моя храбрая сестренка, – говорит Мэг.
Несколько секунд кровать держит всех четверых, обнимающих друг друга. Затем Финн вырывается из объятий, и Элла следует за ним. На мгновение Кэсси задерживает сестру, волосы Мэг щекочут ей нос.
– Ладно, теперь я действительно позволю тебе встать. – Мэг мягко отстраняется. – Но не торопись. Завтракаем, как только будешь готова.
Мэг приготовила для нее одежду, аккуратно сложив ее на сундуке, том самом, который раньше стоял у них дома в комнате для гостей. Она не помнит, как он перекочевал к Мэг, и может поклясться, что в конце концов он оказался на витрине магазина Бетани, мимо которой она проходила из недели в неделю, пока наконец его не продали кому-то, – потеря и облегчение в равной мере. Их старая лошадка-качалка, Браун Бьюти, с потертой подлатанной шерсткой, тоже здесь, спряталась в углу… И даже ковер ей знаком: концентрические круги в зеленых, коричневых и желтых тонах, как на их детских фотографиях.
Она натягивает джинсы, жесткие после стирки. И свою старенькую футболку с надписью на спине «Улыбайся и беереги». Она надевает ее через голову и читает спереди перевернутые слова: «Счастливые будни прекрасно». В самом низу этой стопки – пушистая шерстяная вещь всех оттенков оранжевого. Кардиган их матери. Кэсси подносит кардиган к лицу и зарывается в его мягкость. Еще можно уловить едва заметный запах ландыша. Она надевает кардиган, но никак не может отыскать пятно, ставшее причиной их ссоры с Мэг.
В кухне, со своей семьей, она ест нежнейший, необыкновенно желтый омлет. От одного вида апельсинового сока, невероятно яркого в лучах солнца, ее заполняет ликование. По радио передают новости – предупреждение об ухудшении ситуации с прибылью IMAGEN, об увольнениях и отставках на самом высоком уровне.
Мэг, похоже, догадывается, о чем она думает.
– Это из-за тебя, да? – спрашивает ее сестра. –
– Теперь все кончено, – отвечает Кэсси. – Давай выключим новости. И послушаем музыку.
Финн и Элла хотят печь пирожные и уже ищут в шкафах кухонные принадлежности и продукты. А Кэсси пьет из стакана солнечный свет и хочет пойти на улицу.
– Как насчет прогулки в парке? – задает она вопрос. – А пирожными можем заняться днем.
Дети полны энергии и весь путь до «Хорошего парка» проходят сами, без жалоб. Когда они переходят дорогу, в каждой руке Кэсси уютно устраивается по маленькой ручке.
Парк насыщен светом: небо – высокое, мерцающее, голубое, трава – сочная, густая, зеленая, парк развлечений – такой же оживленный и яркий, каким Кэсси видела его. Ветер гладит верхушки деревьев, колышет листья. Картаво воркуют голуби. Качели, горка, карусель… за ними фургончик с мороженым играет мелодию Крысолова[25]
, и Кэсси покупает каждому по леденцу. Отдает свое шоколадное мороженое Финну, когда тот уронил свое. Да и в любом случае она не любит шоколадное мороженое, потому что шоколад остается слишком холодным и не тает, а во рту остается привкус мучнистого жира.На обратном пути она везет Эллу на спине. Радуется, что эта маленькая обезьянка, ее племяшка, прижимается к ней, обхватив за шею. Вес у нее в самый раз.
Внизу чудесные пирожные отправились в духовку. Кэсси сидит на кровати с планшетом в руках. Она готова бороться, чтобы получить информацию, готова нагло врать, притворяясь тетей или давно потерянной сестрой. Но вот к чему она совсем не готова, так это к предложению администратора клиники «Рафаэль-Хаус» поговорить с самим Аланом.
Интересно, как все принимают врачи, медсестры, санитары? Кэсси представляет, как у целого отделения пациентов внезапно проясняется ум. Санитары вооружены медикаментами, дополнительными к тем, которые уже назначены. Система ухода, контроля, конфиденциальности начинает трещать по швам, когда пациенты, обретя действительность заново, требуют контакта с внешним миром.
Она ждет, и планшет скользит в ее вспотевшей руке.
Когда Алан говорит, он произносит ее имя. Голос у него такой же, как и всегда. Она слышит свое имя, произнесенное его голосом, и все остальное теряется за пульсацией ее крови.
– Ты узнаешь меня, – говорит она.
Они разговаривают несколько часов, или им так кажется.
– По тому, как ты выглядела в своем армейском платьице, я понял, что ты сильная. Не сомневаюсь, ты из кавалерии.
– Я всегда верила в тебя. И никогда не прекращала верить.