Корпорация «Коррупция»

Кучер растеряно перетаптывался с ноги на ногу, будто проверяя сбрую, а на самом деле опасливо косился на вход в церковь. На глаза накатились слезы, а дыхание сбивалось резкими вздохами. Его экипаж был укрыт черным бархатом с серебряной тесьмой.

Что-то случилось, что-то произошло, а Алена не могла найти объяснение. У нее из сознания точно вырвали фрагмент. Действительность разделилась на две части: до бури и сейчас. Никакого связующего звена. Пустота. Словно она уснула и не помнила об этом.

В какофонии звуков и произносимых молитв все различимее становилась одна. Ее сила и мощь нарастала, четче слышалось литургическое песнопение, без сомнений угадывался голос священника и поддержка хора. Сквозь череду мыслей Соболева вдруг осознала: отходная!

– Молитвами святых отец наших… Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Царю Небесный… Трисвятое по Отче наш. Господи помилуй… Господи помилуй… Господи помилуй…

Последние слова затягивались в заунывное пение, подхватываемое рыданием десятком голосов. Сначала из церкви показался отче со скорбным взглядом и кадилом в руке, за ним вышли пажи, с застывшими на лицах траурными масками и лиловыми подушечками, на которых теперь покоились не обручальные кольца, а венцы. А следом…

Следом прихожане вынесли гроб. Угольно-черный, блестящий, монументальный с кипельно белым убранством. Упокоенные выразительные глаза жениха смотрели в небо.

Лицо с погасшим румянцем было строго, и по-прежнему мужественно. Смерть, казалось, только возвеличила его.

Установив гроб на экипаж так, чтобы рядом еще оставалось место, люди расступились, освобождая дорогу. И – о ужас! – из церкви вынесли другой. Поменьше и полегче. Пурпурно-красный, с резными бронзовыми ручками и нежно-розовым девичьим убранством. Фаты на невесте уже не было, а лик оставался умиротворенно-счастливым.

Губы сохранили печать очаровательной полуулыбки, и, казалось, в полудреме прикрытые глаза вот-вот раскроются, и она восстанет. В ней не было покоя смерти, тело, даже возлежащее на смертном одре, переполняла энергия. Казалось, она жива, она дышит и слышит. Просто спит.

Два гроба рядом являли собой страшное зрелище. Два молодых сердца, две открытых души, рожденные жить долго и счастливо, нашли свой конец у алтаря. Шли за единением и нашли его, но не так, как хотелось бы. Он и Она. Они вместе. Лежат рядом, и на его руке кольцо золотое – солнце. А на ее – серебряное. Луна. Муж с женой, а жена – за мужем. Как и должно быть.

Понимая, что все это – сон, Алена желала проснуться. Желала, но не могла. Как не могла оторвать взгляд от ликов молодых, еще не успевших вкусить истиной жизни.

И тут на глазах лицо жениха стало стремительно меняться. Не стареть, но становиться старше. Заложились морщины, иной стали линии скул и носа, появилась надменность и печать греха. Пропала мальчишеская открытость, уступив место скупым сжатым губам.

От ужаса увиденного она отшатнулась. Перевела взгляд на невесту и испугалась еще больше. Глянула на него, затем на нее, потом снова и снова…

Страх всеобъемлющий, жуткий, липкий и холодный поглотил ее с головой. Связал по рукам и ногам, ледяной когтистой лапой сдавил горло.

Он и она. Жених и невеста. Муж и жена. Их лица обрели знакомые черты. Четко. Без права на сомнение. Борис Штурмин и Алена Соболева. Обрученные судьбой и нашедшие смерть от неведомого.

Алена хотела только одного: проснуться…

28

Говорят, время лечит. Стараясь не вспоминать о том, что привиделось во сне, Алена Соболева никак не могла отделаться от тревожного предчувствия. Стоило только закрыть глаза, как в памяти всплывали образы, от чего по спине пробегали мурашки, и перехватывало дыхание. Никогда еще ночные видения не были столь реальны и осязаемы.

Никогда не оставляли в душе глубокий след. А здесь даже не след – рубец, не заживающая, постоянно гноящаяся рана. Гнала прочь дурные мысли, убеждала себя, что ничего общего с действительностью во сне нет и быть не может. Просто бред воспаленного разума. Последствия нервного истощения, вызванного гонкой за неизвестным противником и сомнительным статусом в личной жизни.

Единственным спасением от бредовых мыслей оставалась журналистская деятельность.

В первой половине дня Соболева носилась по делам: кто рано встает, тому Бог подает. К обеду вернулась домой, и сразу – телефонный звонок. Ринат явно нервничал, сбивался, тяжело дыша:

– Ты Штурмина видела сегодня? Общалась? Новости слышала?

Еще не осознав до конца, что происходит, Алена ощутила в груди разрастающееся беспокойство.

– Нет…

– Включи телевизор!

В трубке послышались гудки.