Корпорация «СЧАСТЬЕ»

Алексей лежал на гостевом диване в доме Ильи, но гостем себя не чувствовал. Он смотрел в темноту, окутавшую его, ожидая, когда же она черным занавесом опутает и его взбудораженное сознание. Алкоголь не помог, хотя на него возлагались огромные надежды. На этот раз, он казалось, наоборот сделал все возможное, чтобы бодрствование продолжалось, рисуя одну за одной все более мрачные, но тоже время яркие картины. Совесть никогда не идет под руку с алкоголем. Боль – да, совесть – никогда. И так было всегда, по крайней мере, для него – Алексея. Если он чувствовал себя виноватым, все равно перед кем, то алкоголь, проскользнувший внутрь в это самое время, лишь усиливал это проклятое чувство. Мало того, он был способен добавлять к этому ужасному состоянию и свои, чаще всего им самим искусно созданные, надуманные, но весьма реальные по ощущениям скриншоты, как предшествующих, так и последующих событий. Алексей чувствовал себя предателем, Иудой, причем Иудой-бессребреником. Словно он предал лишь из собственной какой-то странной и подозрительной выгоды, которую даже не возможно было зажать в руке и на ощупь пересчитать. Он предал друга! Плевать, что тот предал его раньше, плевать и на то, что возможно, как частенько, думал Алексей, его дружба достаточно однобока. Главное, что он сам считал Илью другом, а сегодня он… а главное, как… Твою мать!

И сейчас он лежал и пытался заснуть в его доме. Мразь.

Но вслед за этими образами его будто лезвием разрезал напополам образ Татьяны. Он видел ее, ее обнаженное тело… И хотя все произошло очень быстро, даже стремительно, он готов был отдать за это все. Все, что имел. И возможно уже отдал.

Он жаждал, он жалел, он любил, он ненавидел, он боялся, он… он жил. Сегодня он жил. А затем снова… Илья. Господи!

Алексей сбросил с себя одеяло. Оставаться здесь было нельзя. Никак. Он сел, выслушал глухой стук крови по вискам, а затем встал и стал одеваться. Бутылка с остатками виски стояла около кровати, он специально взял ее, прекрасно понимая, что та может пригодиться. Должна была пригодиться. Совесть и боль. Нужно было во что бы то ни стало заглушить хоть что-то. Совесть не получиться – значит нужно уничтожить боль. Прижать эту сволочь коленом к полу и даже не отворачиваясь пустить пулю ей в висок, забрызгав себя ее поганой кровью, обжигающей, как серная кислота.

Алексей воткнул бутылку себе в рот, словно это был ствол пистолета или загубник акваланга (и то и другое – спасение) и вдохнул в себя этот чертов огонь Прометея – не его ли нес тот для спасения людям? И когда та опустела, швырнул ее, теперь уже бесполезную куда-то в такие же скомканные, как и его теперешняя жизнь, простыни.

«Бежать!». От кого и куда, Алексей понять был не в состоянии. Пусть он упадет и забудется мертвецки пьяным сном где-нибудь посреди коротко постриженного газона хозяина этого дома, пускай даже на дорожке, ведущей в этот дом, но только не в мягком и теплом, пускай гостевом, но, мать его, ложе.

«Кто я? В кого я превращаюсь? Илья как-то говорил о чем-то подобном…».

Алексей вышел из комнаты и пошел по коридору к входной двери. Дверь входная, но сейчас ему был нужен выход. На ощупь, долго копаясь, он все-таки открыл дверь и когда до выхода или исхода было лишь одно мгновение – нужно было лишь перекинуть пьяную непослушную ногу через линию, отделяющую уют и тепло этого дома от бардака всего остального окружающего мира, возникло какое-то препятствие.

Алексей поднял глаза, щурясь от света выстроившихся перед домом фонарей, и…

Перед ним стоял Илья.

«Твою мать!», – прошептал Алексей. «Сейчас ты мне уже не был нужен».

Как вдруг Алексей почувствовал страшную обиду на этого, стоящего перед ним человека, которого еще недавно он считал лучшим и единственным своим другом.

44

Татьяна вздрогнула и проснулась. «Илья!». Его голос вальцом многотонного катка прокатился по дому. Татьяна выпрыгнула из постели, краем глаза скользнула по детской кроватке, и выскочила в коридор. Быстро спустившись по лестнице, она Титаником вонзилась между двух прущих друг на друга айсбергов.

– Ты мудак что ли? – крикнул Илья, пытаясь оторвать от себя руки Алексея, повисшего на нем ватной елочной игрушкой. – Ты что несешь?

– Илья! – крикнула Татьяна.

Илья остановился и поднял на жену взгляд.

– Что он несет? – теперь Илья спрашивал уже Татьяну.

– Я все знаю, Илья… – голос Татьяны сорвался. – Э… Мы все знаем…

Илья удивленно посмотрел на нее, а потом на Алексея, все еще продолжающего болтаться на нем.

– Что знаете? – растерялся Илья.

– Про тебя с Машей, – сказала Татьяна.

– Сука ты, Илья, – проревел Алексей.

Илья в очередной раз сильно дернул за руки Алексея, и тот тугим мешком сполз на пол. Илья тут же сделал шаг в сторону и приблизился к спустившейся жене.

– Что значит «про тебя с Машей»? – усмехнулся Илья. – О чем ты говоришь?

– Не надо, Илья… Теперь уже не надо. Бессмысленно, – Татьяна шагнула вверх на пару ступенек.

– Бессмысленно? – удивился Илья и повернулся к Алексею. – Что тебе наговорил этот придурок?

– Это не он, – возразила Татьяна.