Корпорация счастья. История российского рейва

И она побежала по Ораененбургер-штрассе. Побежала с такой скоростью, что местами обгоняла свой собственный страх, дико стучавший пульсом в голове. Свора неоновых собак сорвалась с крыш и беззвучно погналась за ней, раскидывая по улицам россыпи светящихся точек. Ольга бежала, сколько хватило сил. Постоянно оборачиваясь, она видела горящих собак и понимала, что они настигают и ей не уйти. Выбившись из сил, она стала задыхаться и тут увидела стоявшего посреди улицы давно подбитого и полностью сгоревшего робота. Его обуглившаяся до черноты голова была хорошо различима на фоне каких-то светящихся руин.

«У него должно быть оружие! - мелькнула в голове спасительная мысль. — К нему!»

Вызвав свои последние силы и дрожа всем телом от страха, она рванулась вперед и едва не сбила с ног мирно курившего у автобусной остановки африканца. Увидев еще издали невменяемую девушку, мчащуюся глубокой ночью по пустынным улицам Восточного Берлина, он поначалу не обратил на это внимания, но когда девушка с размаху налетел а на него, повисла на груди и что-то жалобно залопотала, все понял.

— Это трип. Не волнуйся, - как мог успокоил ее темнокожий парень.

9

— Андрей! Ты где? Зачем ты опять куришь?! Я же просил а тебя не курить траву в квартире! И вообще не курить! У меня же Лиза, почему она должна дышать твоим дымом?! Почему ты молчишь?! Я так больше не могу!

Андрей сидел на узком подоконнике, прижавшись плечом к холодному стеклу, и, прищурившись, смотрел в окно. Тьма февральского вечера шевелила неясные силуэты деревьев, а в плохо прикрытой форточке скулил подвывающий ветерок. Андрей смотрел вдаль, но безрадостный уличный пейзаж, нарисованный двумя оттенками траурно-черной сажи, расплывался в табачном дыму. Где-то в глубине этого призрачного рисунка на качающейся от ветра проволочной волне висела искрящаяся в ресницах лампочка, а еще дальше за ней в морозном воздухе мерцало северное сияние городского электрического зарева.

Андрей сидел на этом подоконнике впервые. Вот уже полгода его мучительно раздражало, что он не может на него присесть, он молча дулся на закрытую дверь комнаты и копил бешенство. В этой маленькой комнатке до вчерашнего дня жили Маринины друзья-немцы, снимавшие у нее эти двенадцать квадратных метров. Тихие и чистоплотные студенты-гуманитарии уходили на учебу рано утром, а появлялись вечером, коротко ужинали и тихонько исчезали в своей келье. В целом это были мирные и безобидные ребята, но все же он вынес им приговор еще тогда, когда впервые появился в этой квартире. Они раздражали его своей приветливостью, ровным, незаинтересованным общением, немецкой педантичностью в быту и безэмоциональностью.

«Рыбы, а не люди» — прозвал он их про себя и записал в черный список. Но не эта их склизкая аморфность раздражала Андрея больше всего — немцы всегда появлялись не вовремя. Они бесцеремонно входили в кухню только тогда, когда он сажал Марину к себе на колени или начинал целовать. Бескомплексные студенты близоруко пялились на них через свои круглые очочки, а он ловил на себе их взгляды и спиной ощущал в них скрытое насмехательство. На своем тарабарском языке немецкие жильцы наверняка обсуждали его жеребцовую активность и Маринины стоны, потому как слышали по ночам частые шлепанья их босых ног в ванную комнату. Так из этой двенадцатиметровой комнатки они постепенно переселились в его ежедневное раздражение и очень скоро до смерти ему надоели. Прошло еще какое-то время, и Андрей тихо их возненавидел, как ненавидят коммунальных соседей, как ненавидят врагов.

Как только появилась ненависть, обстановка в квартире начала накаляться.

Марина задыхалась от его сумасбродства, но поначалу решительно отказывалась видеть причину их частых скандалов в своих тихих друзьях. Андрей не унимался.

В квартире полгода висело напряжение, и наконец немцы молча собрали сумки, оставили на столе ключи и пропали без записки. Поначалу Марина думала, что они вернутся, а поняв, что потеряла друзей, набросилась на своего мучителя.

— Ты мне всю душу вымотал! Чем они тебе мешали? Какая гадость получилась!

— Они меня достали, — буркнул с подоконника Андрей. — Я хочу ходить голый по квартире. Я ненавижу коммуналки. Здесь всего сорок квадратных метров...

— Ну уж извини! Сколько есть! Тебе все время что-то не так! Все не по-твоему!

Андреи повернул лицо и холодно посмотрел в хорошо знакомое, но разгневанное лицо своей подруги.

— Да! Не по-моему! — взъярился он, вскакивая на ноги.

— К черту все! К черту эти сорок метров! К черту твоих друзей! Этих и тех, что, пока меня нет, дарят Лизе гребаных медведей!!!

— Каких медведей?! — лицо Марины сделалось бурым от ярости. — Каких медведей?! Что ты с ним сделал?! Лиза! Девочка моя, иди ко мне!

Она выбежала из комнаты, а Андрей неожиданно зло усмехнулся ей вслед:

— Я его казнил.