— Ничего, ребятки, — говорил я, обращаясь к детям, но по большей части для собственного успокоения. — Это ничего, это не страшно. Вот сейчас пройдем этот лесок, а там уже и до дома недалеко.
Близнецы равнодушно на меня посмотрели и снова уставились под ноги. Я уже и не знал, чем их подбодрить.
Вскоре мы вышли к реке. Была она довольно широка, с высокими берегами, заросшими жесткой травой. Вода была гладкой, как стекло, и в ней отражалось синее-синее небо без единого облачка. Вдоль берега шла небольшая желтая тропинка. Я был совершенно уверен, что эта тропинка ведёт куда угодно, но только не домой, однако счел нужным бодро сказать:
— Живём, братцы-кролики! Вот она, наша дорожка!
— Не наша, — еле слышно прошелестел один из братьев со ссадиной на лбу. Я вдруг вспомнил что его зовут Константин.
— А ты гляди веселей, Костик, — сказал я, силясь улыбнуться. — Заблудились, поплутали, с кем не бывает. Сейчас домой придём, мороженое съедим…
— Мороженое, — повторил Костик и лицо его озарила жуткая улыбка, от которой у меня побежали по спине мурашки. Я смотрел на лицо ребёнка и видел на нём гримасу отчаяния и безысходности. Невольно мне вспомнилось приключение на берегу моря, Нарин, Арнау и страшная мельница Крихтэ, словом всё то, что я так тщательно пытался забыть. Я встряхнул головой, чтобы отогнать навязчивое видение и сказал как можно более уверенно:
— Короче говоря, ребятишки, всё в порядке будет. Сейчас придём. Сейчас…
Мы долго шли вдоль берега реки, то и дело бросая взгляды на зеркальные воды. Течение было быстрым, но без ряби, вода прозрачная, и просматривалось до самого дна. Чуть дальше река становилась шире, так, что противоположный берег совсем терялся, а посреди неё высился остров. Мне тут же вспомнились строки Пушкина: "Мимо острова Буяна в царство славного Салтана". Несмотря на то, что вода была спокойной, об высокие и острые берега острова яростно бились зелёноватые волны. Мне показалось даже, что вода будто бы старается вытолкнуть остров из себя. Иллюзия борьбы была настолько сильной, что на короткий миг я увидел в волнах сотни щупалец, со всех сторон тянущихся к непокорному острову.
На самом острове стоял замок. Был он какого-то неопределённого цвета, мне никак не удавалось понять, тёмный он или светлый. То ли замок переливался всеми красками, то ли мои глаза просто не воспринимали цвет, которого не было в привычной мне цветовой гамме.
Близнецы не смотрели ни на реку, ни на остров с замком, головы их были низко опущены, руки висели как плети. Это уже была крайняя степень апатии, которая в любой момент могла перейти во что угодно. Я попробовал растормошить мальчишек, рассказывая им забавные истории, предлагая пробежаться наперегонки, но всё было бесполезно. Братья закрылись от всего мира и не реагировали ни на что. Их ладони в моих руках были холодные и сухие, дети еле переставляли ноги, каждую минуту грозясь упасть без сил. Несколько раз я пытался их разговорить, но ответом мне была тишина. Тогда я и сам пришел в отчаяние и надолго замолчал.
Где-то через полчаса дети начали выбиваться из сил. Я видел, что каждый шаг даётся им с трудом, и предложил сесть и передохнуть. Сам я совершенно не чувствовал усталости. Наоборот, любое промедление было для мучительно, больше всего хотелось идти и идти вперёд, не останавливаясь ни на секунду. Когда-то давно я купался в Оке и зачем-то решил во что бы то ни стало переплыть на другой берег. Течение было быстрым, меня уносило всё дальше и дальше, но я всё равно упорно грёб, силясь победить упорную реку. Когда я оказался на середине реки, силы почти покинули меня, а в душе зрело упрямое чувство переплыть во что бы то ни стало. В конечном итоге Оку я так и не переплыл. Меня снесло по течению так далеко, что я уже опасался не найти место своего лагеря. Но то чувство упрямой решимости я запомнил и именно его испытывал всё то время, что шел с двумя испуганными детьми вдоль неизвестной реки. Добиться своего. Непременно добиться своего.
Братья сидели на траве неподвижно, опустив головы и бессмысленно глядя перед собой. Ветер трепал их густые светлые волосы, а я ходил вокруг них кругами, пытаясь понять, что же происходит. И чем больше я смотрел на детей, тем явственнее понимал, что причина их апатии лежит гораздо глубже, нежели я думал изначально. Дело было даже не в страхе, который они испытывали в начале, мне чудилось, что братья меняются, теряя какую-то очень важную часть себя. С тех пор, как мы заблудились в лесу, кожа их чрезвычайно побледнела и истончилась, под ней явственно проступала сеть голубоватых вен. Глаза запали глубоко и болезненно блестели, губы покрылись белым налётом. Я всё смотрел и смотрел, отмечая про себя всё новые и новые изменения. В конце концов мне стало жутко.