Корпорация цветов

— Ты глуп, — беззлобно произнёс пастух. — Впрочем, как и все пришлые. Твои дети приглянулись Та Ли, кусачему огню, который живёт в реке. Пришлые называют его "лек-три-чес-во", мы же называем Та Ли. Она коснулась их. Высушила их души и тела, а всё, что осталось, ушло во Фриттэ. Теперь они с ней.

Я совсем потерял самообладание, схватил юношу за плечи и энергично встряхнул.

— Хватит нести ерунду! Какая река? Какой дух? Их никто не касался, слышишь ты, никто! Они… — тут я осёкся, вспомнив рубцы на теле мальчиков. Пастух, видя моё смущение, спокойно отвёл мои руки и сказал:

— Фриттэ не может увидеть, кто пришлый, а кто нет. Она принимает всех. Она отправила Та Ли в мавкин лес и деревья носят его в себе, как женщины носят детей. Это нужно дрэям. Да, дрэям.

— Как мне вернуть детей? — спросил я, делая глубокий вздох, чтобы успокоиться. — То есть… я могу их вернуть?

— Нет, — кратко сказал пастух.

Я закрыл глаза и опустился на траву. Мне вдруг опротивел весь этот край с его розовыми деревьями, быстрыми водами и приторно-сладкими запахами. Я почувствовал, что враз лишился сил, и больше всего мне захотелось сейчас оказаться на веранде нашего дачного домика. Моей руки коснулось что-то мягкое и влажное, я с неохотой открыл глаза и увидел прямо рядом с собой морду белого зверька. Три его глаза не выражали ничего и были темны, а вот третий смотрел на меня с боязливым любопытством. Он был светло-зелёный и какой-то водянистый, зрачок светло коричневый с золотым ободком. Рот животного был измазан в земле и немного приоткрыт, с нижней губы свисала травинка. Я машинально протянул руку, совершенно не задумываясь об возможной опасности, и погладил зверя по голове. Шерсть его оказалась совершенно не жесткой, а наоборот мягкой и приятной на ощупь. Животное никак не отреагировало на моё прикосновение, а вот собака бросилась прямо ко мне, и, наверное, как следует бы тяпнула, если бы пастух не позвал её:

— Клико! Назад!

Собака отошла от меня с недовольным рычанием и легла у ног юноши, подозрительно на меня поглядывая. Белый зверёк при её приближении метнулся в сторону и смешался со своими собратьями.

— Шел бы ты обратно, — сказал пастух, лениво вертя в руках свою флейту.

— Я не знаю куда! — глухо произнёс я. — Я даже не знаю, где я!

— Ты здесь. — рассмеялся юноша. — Что ещё тебе надо знать?

— Что это за место? Как мне вернуться домой? Как вернуть детей? И, наконец, что за твари, которых ты пасёшь?

Паренёк покачал головой и заиграл на флейте. Некоторое время в воздухе звенела грустная и сочная мелодия, потом юноша перевёл дух, сунул флейту под мышку и сказал чуть сбившимся голосом:

— Ты из аларина, я знаю. А здесь просто приграничье. Наши земли появились случайно. Их нет в большом замысле. К нам никто не приходит кроме заблудившихся в аларине пришлых и дрэев. Иди по тропинке через мшистый лес и ты вернёшься в свой аларин. Детей ты уже не вернешь, это я тебе уже говорил. А я пасу Эйи. Собирателей.

Юноша нагнулся и заглянул мне в лицо.

— Я ответил на все твои вопросы?

— Да, — пробормотал я, снова переживая события двухлетней давности. Нарин, вынашивающая редкостную тварь, мельница, смотритель, море. Я столько раз говорил себе, что всё произошедшее было не более чем кошмарным сном, но жизнь снова столкнула меня один на один с неизведанным.

— Скажи мне только, — попросил я пастуха и показал рукой на белых зверей. — Какие они? Собиратели?

Паренёк пожал плечами.

— Эйи, — сказал он, подумав. — Они Эйи и всё.

Увидев, что это ни о чем мне не говорит, пастух несколько раз сжал руки в кулаки. На его лице было написано, что он пытается что-то сказать, сформулировать, но у него не получается. Наконец юноша неуверенно произнёс:

— В каждом есть свет. Каждый живой светит, как свеча. Как светильник. Дрэи гасят светильники собирателей. Если всё время сидеть на одном месте, ноги слабеют. Если никогда ни о чем не думать, слабеет ум. Людям Аидрэ-дэи нужно чтобы Эйи собирали цветы лау-лау. Они не дают им мыслить, ввергая разумных существ в состояние тупого скота. Никто не знает, из каких земель дрэи привели собирателей. Но с тех пор, как Эйи появились у нас, мой народ ненавидит их и считает демонами. Меня ненавидят за то, что я служу дрэям, но я делаю это не по своей воле. Я знаю Эйи лучше чем кто-либо из моих собратьев. Они уносят жизни наших женщин, губят нашу землю. Но это вина дрэев, а не собирателей. Если бы Эйи могли, они бы уничтожили дрэев.

Юноша замолчал. Я подумал немного и спросил его:

— Если ты не испытываешь к ним ненависти, зачем даешь своей собаке мучить их? Если они не чудовища, а угнетённые существа, разве тебе не жаль из?

— Жаль? — удивлённо повторил пастух. — Моё сердце не знает жалости и сострадания, иначе дрэи никогда бы не поставили меня стеречь собирателей. Я не жалею никого. Даже себя. Может, именно поэтому меня не принял мой народ. Они слишком мягкосердечны и добры. Я для них слишком прям и несгибаем. Они готовы любить весь мир, а я люблю только голос ветра. Нам не по пути.