Корпорация «Винтерленд»

— Пожалуйста: он перебрал, причем перебрал конкретно. В таком состоянии за руль не садятся — ни при каких условиях. Вот и все, что за этим кроется. В газетах ты этого не прочитаешь, но уж поверь мне, информация достоверная.

— Едрен-матрен!

— Да, я с ним встречался перед этим в баре — он тогда уже был хорош. Ты слышал о том, что вчера вечером в пабе парня пристрелили? Это был его племянник.

— Да ты что!

— Да, этого ты тоже в газетах не прочитаешь. Полиция пока не разглашает его имени и еще пару деньков не будет. Из сострадания к близким. — Нортон приостанавливается. — Вот так. Не знаю, как дело было, но думаю: он услышал новости про племянника, расстроился, выпил лишнего и, бамс, убрался. Не успел и глазом моргнуть, как превратился в кучу дерьма. Такая вот трагическая хренотень.

— Какой ужас! — почти подавленно произносит Болджер. — Несчастный сукин сын!

Нельзя сказать, что они с Рафферти плотно работали по Ричмонд-Плазе, но их пути пересекались и раньше. Еще в девяностых они несколько раз вместе ездили за границу — в составе торговых делегаций в Шанхай. Часто встречались на скачках или на «Лендсдаун-роуд».[25] Даже в карты пару раз играли.

— Ладно, ты, главное, скажи мне, — говорит он, — это не повлияет на сроки?

— Конечно нет. У нас все четко. По графику железобетонно.

— Хорошо.

И после секундного раздумья Нортон добавляет:

— Еще раз прошу тебя, не тренди об этом, не болтай о наших планах и прочем, ты понял?

Болджер собственным ушам не верит:

— Пэдди, ты не охренел ли!..

— Пойми: мы с «Амканом» сейчас проходим очень тонкую стадию переговоров. Одно неверное движение, и все: они уйдут, а мы с тобой останемся в жопе.

— Да знаю я, знаю.

— Тогда делай, как я прошу.

— Ладно, не горячись. Мне надо идти, созвонимся попозже.

— О’кей.

Болджер убирает телефон.

Психопат несчастный.

Так и он не ровен час психовать начнет.

И есть из-за чего. Попробуйте вынуть ключевого игрока из команды, и кто возьмется предугадать последствия? Уже сейчас — хотя до ввода здания в эксплуатацию осталось еще несколько месяцев — у Ричмонд-Плазы есть имя и культовость: и то и другое тесно связано с именем Болджера. Случись что, его голова полетит в числе первых.

Конечно же, в начале все страшно пробуксовывало: общественность дружно вступила в ряды сопротивления, все поголовно забеспокоились, что небоскребы могут негативно повлиять на облик города. В «Эн Борд Плеанала»[26] было подано рекордное количество прошений против проекта. Заявки подавали все кому не лень: «Эн Тайске»,[27] зеленые, ирландское георгианское общество,[28] общественные объединения, депутаты муниципального собрания, активисты, убеленные сединами хиппи и прочие грязнули с проститутками всех мастей, особенно кто с бородой и растянутыми коленками.

Однако в защите Болджер оказался неутомим. И страстен. Как-то в понедельник утром в программе «Вопросы и ответы» на Ар-ти-и[29] один из гостей в студии затянул весьма предсказуемую песню про фаллический символизм высоких зданий. Вдруг Болджер оборвал его и заявил, что Ричмонд-Плаза не будет больно-то высокой, во всяком случае до мировых стандартов не дорастет. А даже если она станет одним из самых высоких зданий в Европе, что с того? Учитывая дерегулирование банков и рост новых сервисных экономик, Европе все равно придется взяться за ум и реформировать свои допотопные градостроительные нормы. И закончится все тем, что лет через десять такие города, как Франкфурт, Брюссель, Гаага и Берлин, станут похожи на американские и азиатские мегаполисы: Хьюстон, Куала-Лумпур… А нам дарован поистине уникальный шанс, сказал он и стукнул кулаком по столу, положить начало этому судьбоносному процессу — в нашей стране, в нашем городе, прямо сейчас…

Никогда — ни до, ни после — не говорил он столь убедительно.

За кулисами он тоже работал немало. Уговаривал, умасливал, пускал в ход обаяние, принимал на себя огонь — в общем, трудился в поте лица. И что он получает в благодарность за поддержку? С ним разговаривают как с гребаным подчиненным!

Болджер замечает своего пресс-секретаря Полу и одного из советников: оба подпирают колонну в приемной. Оба говорят по мобильным. Пола делает знак: подожди, подойду через секунду.

Он ждет.

Болджер знает Пэдди Нортона уже тысячу лет и обязан ему по самое не хочу. Непонятно, как бы сложилась его карьера без Пэдди. Но бывают моменты, когда он жалеет, что они вообще встретились.

7

Марк Гриффин подъезжает к круговой развязке и слышит:

— Итак, в прямом эфире из нашей парламентской студии… Ларри Болджер. — И руки сами впиваются в руль.

В обычной ситуации он тут же выключил бы радио, но на хвосте у него фура, перед носом — мясорубка Шеривальского разъезда, так что придется немного потерпеть.

— Да, Шон, это правда; в такие дни мне кажется: не зря…

Потом наступает тишина.

Он чувствует: руки просто одеревенели от напряжения.

Ох уж этот бархатистый, натренированный голос. Подобострастный и надменный одновременно. Как же он его бесит!

Марк съезжает с развязки.