Корпус

— Руднев, действуй тогда уж, — лениво скомандовал Гусев.

Димка Руднев вытащил из угла швабру и вставил ее в ручку двери. Теперь снаружи в раздевалку никто войти не мог.

— Доставай свою заначку, — велел Миха Смирнову, и тот суетливо бросился к своему шкафчику, долго возился там, после чего торжествующе помахал нераспечатанной пачкой сигарет.

— А спички? — поинтересовался Сашка Орехов.

— Все в ажуре, не боись, — усмехнулся Смирнов, доставая откуда-то новенький коробок.

— Ну вот, теперь порядок, — подытожил Гусев и забрал у Смирнова пачку. — Значит, так, кореша. В очередь стройтесь, сам буду выдавать. Поштучно, — распорядился он, обмахиваясь майкой. Жара в раздевалке стояла не слабее вчерашней.

До чего же это было здорово — затянуться горьковато-сладким, полузабытым дымком, лениво стряхнуть пепел в ладонь (не на пол же! Вдруг заметят. А руку вымоешь — и порядок).

— Да, мужики, здорово у нас получилось, — лениво выдавил из себя Смирнов, крутя сигарету в пальцах.

— Куда уж мелким соплякам из Групп, — поддакнул Александров, сидевший возле двери. Ему полагалось быть на шухере, и если кто ломанется, сразу свистнуть.

— Не отвлекайся, Серый, — посоветовал из своего угла Гусев. — Твое дело маленькое, ты у нас на стреме.

— И вообще, — неожиданно для себя выпалил вдруг Костя, — давно ли сам мелким был? Ты что, здорово их лучше, да?

— А ты чего? Ты чего баллоны катишь? — окрысился Серега.

— А того! Сам в соплях по колено, а тоже туда же. Месяц как у себя в Группе Помощником, а какой, значит, крутой! Потому и пацанов своих на коленях стоять заставляешь, да?

— Ты, Кастет, фильтруй базар, — возразил Димка Руднев. — Можно подумать, что сам не Помощник. Мы тут все заодно, а эти, в Группах… Они же так, мусор. Как наш воспитатель говорил, Григорий — сырье вонючее.

— А ты вообще заткнись, Димон, — чуть не дав петуха, крикнул Костя. — Своих на горячую батарею сажаешь, потому и за этого козла заступаешься?

Его охватила какая-то унылая, тоскливая ярость. Он сам не понимал, что на него нашло, с какой стати он накинулся на Александрова, и вообще откуда взялись его слова. Но, однако же, чувствовал, что остановиться не может, и пальцы сами собой сжимались в кулаки. Сейчас, наверное, до махаловки дойдет. Ну ничего, так просто он им не дастся. Они этот день надолго запомнят.

Но драки почему-то не возникло.

— В общем, ты, Кастет, лажу не гони, — все так же лениво протянул Гусев. — Вообще, странный ты какой-то сегодня. Честно скажу, не нравишься ты мне что-то. Смотри…

— А может, он нас заложить решил? — вставил Смирнов.

— Кто, я? — от гнева у Кости перехватило дыхание. — Да ты сам кого хочешь заложишь, глиста собачья!

— Да я тебя сейчас! — рванулся Смирнов. — Да я из тебя котлету…

Его удержали за локти.

— Не дергайся, Леха, видишь — мальчик не в себе, — усмехнулся Гусев. — Курение кое-кому не пошло на пользу. Видать, не дорос пока-что. Утихните, пацаны, на дураков не обижаются. А ты, Кастет, не прав, — добавил он немного погодя. — Головой, что ли, повредился. Чего это тебе выступать вздумалось? Своих в Группе не лупишь разве?

— Ну, луплю, — нехотя буркнул Костя. — Но только для дела, не из удовольствия, как некоторые…

Возбуждение схлынуло, он стоял посреди раздевалки усталый, потный и растерянный, не зная, что же делать дальше. Легко было скандалить, а вот как с ними теперь?

— Ну и завянь, — подытожил Гусев. — Ты для дела, и другие для дела. Все мы тут одинаковые, и нефига возникать. Усвоил?

— Ладно, все, проехали. Молчу, — глухо пробормотал Костя. Что ему еще оставалось, кроме как признать поражение?

— Молчи-молчи, — ухмыльнулся Смирнов. — С тобой разговор еще будет. Еще умоешься соплями.

Остальные вообще никак не отозвались. Вроде бы как им и дела до того не было.

И вновь Костя подумал, что все это очень даже неспроста.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРОЩАНИЕ

1

Он стоял на мокрой, почти безлюдной платформе. Сумерки, незаметно сгустившись, перетекали в ночь — мокрую, тяжелую, пахнущую гнилью и ржавчиной. В мертвенно-синем луче фонаря мутно поблескивали подмерзающие лужицы, с бурого неба сыпало чем-то мелким. То ли дождь, то ли снег — Сергей не мог разобрать.

Стрелка станционных часов, казалось, прилипла к циферблату. И лишь изредка, со скрипом перепрыгивала на следующее деление. Без четверти восемь — стало быть, до электрички еще минут пять. Сергей знал, что эти минуты будут тянуться бесконечно. На летящую с неба пакость он внимания уже не обращал. Теперь уже все равно. И если необходимо ждать — лучше уж здесь, в слякотной промозглой темноте. Дома оставаться невозможно — любая вещь притягивает взгляд, и зябко становится при мысли, что все это видишь в последний раз. Конечно, никакого разговора насчет сроков не было, но Сергей сразу почувствовал — это навсегда. И теперь сосало под ложечкой, сердце колотилось точно у догоняющего автобус пенсионера.