Ходить по булыжным дорожкам было некомфортно даже в ультрамодных и космически дорогих кроссовках бренда Vitality Athletics. Армейские же ботинки амортизации, поддержки стопы и прочих благ обувной науки не признавали. Через пять минут Ярослав ощутил, что носки сползли с пяточной кости вместе с кожей, и стопу немилосердно щиплет. Тесно сжатые пальцы начало сводить судорогой. А еще порвалась ветхая резинка трусов и их приходилось постоянно поправлять.
В довершение этих бед, на середине пути в нос Вотана ударил такой смрад, что глаза заслезились, а горло сдавил спазм.
Причина миазмов была в группе одетых в замызганную форму кадет, которые пересекали дорогу с ведрами в руках. Их содержимое и “благоухало”. Ярослав зажал нос.
— Нравится?! — Глумливо поинтересовался Смирнов. — Это золотари или говночерпии, проще говоря. Ставлю месячное жалование, что быть тебе штатным говночерпием.
Последний раз канализационная система замка обновлялась в 19 веке. И, хотя уборные обзавелись вполне современной сантехникой, отходы жизнедеятельности поступали не в центральную канализацию (по которой в замок могли бы пробраться враги), а в специальный отстойник, откуда их время от времени приходилось удалять и сливать в пропасть.
Начальнику переехавшего в замок Корпуса Вотана генералу от инфантерии Карлу Георгиевичу Штрауссу пришла в голову блестящая мысль, как одновременно сэкономить на ассенизаторской машине и наказать нерадивых кадет. В защиту генерала нужно сказать, что Карл Георгиевич был категорическим противником розг и карцера и считал, что детей следует воспитывать только трудом. Поэтому при нем минимальное стандартное наказание звучало не как “пять горячих”, а “пять ведер”, которые проштрафифшийся кадет должен был вычерпать и вынести за пределы замка. А так как мальчишки — всегда мальчишки, то количество золотарей было всегда достаточным.
К сожалению, воспитательные методы Карла Георгиевича были признаны “недостаточными” и после его ухода с поста в Копус вернули “дедовские” методы, не отказавшись от “золотой работы”, как прозвали ее кадеты и даже “усовершенствовав”. Отныне наказанным в течение 3 дней после выполнения работы не разрешалось принимать пищу вместе с подразделением и спать в расположении, во время занятий они должны были сидеть на полу в задней части класса, другим кадетам не разрешалось подавать им руки и разговаривать с ними. Тогда же вместо вполне привычного термина “золотарь”, появилось обидное “говночерпий”. Наказание стало считаться настолько позорным, что кадеты предпочитали перенести вместо него двойную порку и даже давали за это взятки сержантам.
— Я бы не радовался на вашем месте, товарищ сержант. Вы ведь мой непосредственный начальник.
— И что?
— Разрешите историю, товарищ сержант?
— Валяй!
— Давным давно, а точнее, в 222 году нашей эры, жил да был в славном городе Риме Марк Аврелий Вотаниан, занимавший пост жреца Гения Императора в лагере преторианской гвардии. Если считать Гения императора прямым начальником Марка, то правящий в то время император Гелиогабал, очень красивый молодой человек, чем-то на вас похожий, товарищ сержант — его непосредственным начальником. И вот в марте того достаславного года, приехал император в лагерь преторианцев. И уж не знаю, что там такое случилось у него с моим предком, но только Гелиогабала утопили в сортире, предварительно удушив губкой для подтирания…
— Угрожать мне вздумал, салага?! — Пальцы Смирнова непроизвольно сжались в кулаки.
— Ну что вы, товарищ сержант. Просто глупая история, навеяло, знаете ли. Как писал друг моего деда: “любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам”. Марк Аврелий Вотаниан похоронен в фамильном склепе под этим замком. Мир праху его! — Ярослав картинно вознес глаза к небу. На слезу его театрального искусства не хватило.
Через полчаса они дошли до ворот, ведущих во двор бывших кавалерийских казарм. Ярослав в восхищении замер перед раскрытой деревянной створкой. Вырезанное объемное изображение лошади было столь реалистично, что казалось, скакун готовится выскочить из своей надоевшей конюшни и умчаться в неведомые дали.
Мальчик прикоснулся к лошадинной морде и ощутил тепло нагретого Солнцем дерева. Смирнову на миг почудилось, что лошадь ожила и потерлась о ладонь наследника Вотанов.
А у Ярослава вдруг стало немного светлее на душе. Он подумал, что раз уж его “запихнули” в этот Корпус, чтобы научить Родину любить, то это проблемы Родины, а не его.
Глава 7
Просторный асфальтированный двор казармы был почти пуст, лишь несколько мальчишек играли в мяч внутри расчерченного квадрата.
На крыльце старшекурсник с повязкой “Дневальный” облокотившись на бронзовую коновязь, которую теперь использовали в качестве приспособления для чистки обуви, лениво грыз яблоко, наслаждаясь последними теплыми днями осени. Он мазнул взглядом по Ярославу, изобразил подобие воинского приветсвия Смирнову и блаженно прикрыл глаза.
Казарма первой роты находилась на первом этаже, достаточно было подняться на три щербатые ступени.