Корректировка 2 (СИ)

Едва принесли горячие кебабы, и Эдик приступил к трапезе, в заведение ввалила компашка молодых парней-азербайджанцев, четыре человека, и с ними пара крупных разбитных девах с большими сиськами и широкой кормой. Зашли они с шумом, устроились сбоку от Грека возле стены, составив два столика вместе. Выпивали, шумно базарили, смеялись.

Эдик кушал кебаб, попивал винишко и вспоминал незадачливую воровайку. Поймал себя на мысли, что очень хочет увидеть её вновь. В этот момент почувствовал на себе настойчивый взгляд. Повернул голову, в его сторону, смотрела одна из девиц со стаканом вина в руке. Их взгляды встретились.

Он отвернулся, а шалава со стаканом вина, уже изрядно пьяненькая, поднялась, подошла к его столику и развязным голосом сообщила:

— Парниша, я хочу с тобой выпить, ты мне чем-то понравился.

Эдик сумрачно посмотрел на нее и ответил:

— Зато я не хочу с тобой пить. Иди с богом. С кем пришла, с теми и пей.

На что эта шмара, присев на край столика, сообщила:

— Они мне не нужны. Ты мне нужен, я хочу с тобой выпить и никуда не уйду.

Казалось бы, отчего не выпить, если женщина хочет, но Грек отлично понимал, что это лишь прелюдия к драке, стоит с ней выпить, как большого скандала не избежать. Такие уж своеобразные манеры и правила хорошего тона у этой публики. Пытаясь уйти от конфликта, он еще раз, как можно вежливее повторил:

— Послушайте, дамочка, сыпьте отсюда без кипиша, — и с этими ласковыми словами, спихнул её со стола

То ли от неожиданности, то ли настолько она была пьяна, только деваха шлепнулась на пол. Задралась юбка, сверкнули красные труселя, как переходящее трудовое знамя. Тут всё и началось. К столику подскочил высокий чурбан и на ломаном русском поинтересовался:

— Эй, слушай, ара, зачем обижаешь наша дэвочка?

Затем, не давая возразить, он развил свою мысль замысловатыми ругательствами, из которых Эдик понял, только бесконечно повторяющиеся: «Бляд, бляд, бляд, сука, бляд эбал твой мат» из чего следовало, что незнакомец имел близкие отношения с его матерью.

Здесь Грек уже не выдержал, поднялся из-за стола и со всего маху опустил графин с вином на кумпол незадачливого «отчима».

Тот рухнул, как подрубленный. Оставшаяся кодла кинулась на Эдика. Но штука была в том, что графин оказался каким-то особо прочным и не разбился. Только вино расплескалось. Эдик с удивлением, долбанул второго, попал в рыло по мягкому, претендента унесло. Третий получил в лоб. То ли лоб оказался чугунным, но графин, наконец не выдержал и как граната-лимонка с грохотом разлетелся на тысячу осколков. Нападавшему, однако, хватило и он исчез с горизонта. А четвертого, Эдик полоснул по роже, оставшейся в руке «розочкой». Тот взвыл и отвалил.

На всю драку ушло секунд десять.

Рядом была буфетная стойка, и они суетясь с пацанами разметали стоявшие на ней треугольные банки-склянки с разными соками.

Эдик вытащил из пачки несколько червонцев, сунул Гуле, которая с ужасом в глазах стояла, прижавшись задом к буфету.

— Компенсация за ущерб. Если не хватит, скажешь, на днях зайду. А сейчас, как бы свалить отсюда по-фырому?

— Давай сюда, — сказала Гулиа, показывая на дверь.

Грек прыгнул через стойку буфета, дверь оказалась в мясной отдел. По пути он чуть не налетел на чурбак с воткнутым в него топором. На него таращилась пустыми глазами отрубленная башка барана.

— Бля, — сказал он себе, — так проходит земная слава… глория, чего-то там, мунди.

— Сюда, — показала рукой Гуля, — а там проулками, к морю.

Грек выскочил во двор, через ворота побежал к в указанном направлении. Около большого серого здания Дома Советов сбавил ход. Восстанавливая дыхание, миновал памятник Ленину. Вождь пролетариата рукой показывал на море, как бы указывая путь — идите и утопитесь.

— Нет, ленинским путем мы не пойдем, — сказал себе Эдик и свернул на бульвар.

* * *

Если кто-то вам будет заяснять о свободе выбора, не верьте ему — это либо дурак, либо провокатор.

На самом деле свобода выбора имеет место быть лишь в крайне незначительных поступках. Например, сходить в туалет или навалить в штаны, да и то мнение окружающих является инструментом, оказывающим на вас воздействие, ставя под сомнение чистоту эксперимента.

Об этом сообщила мне Ева, в рамках обмена мнениями о моём выборе: отказаться от межвременных перемещений и остаться в прошлом. При этом аргументировать свои мысли она не стала, в своей обычной манере — хочешь, верь, а хочешь не верь.

* * *

Август 1992 года в Новосибирске выдался знойным. Сам город смахивал на одичавшего бомжа: весь, словно в грязной майке в хлопьях тополиного пуха, с отросшей щетиной нестриженых кустов. Словно заплаты на старых драных штанах, всюду зияли полинявшие рекламные плакаты и растяжки.

Все окна были распахнуты настежь. Одуревшие от жары жители мужского пола шлялись по улицам топлес и в резиновых сланцах, женское население, особенно молодое, радовало глаз обилием обнаженного загорелого тела, а продавщицы в ларьках и вовсе сидели в купальниках.