Корректировка 2 (СИ)

От нетерпения мне захотелось её ущипнуть за крепкую попу, но я сдержался, более того, сделал безразличный вид.

— Косыгин… — наконец, продолжила она, — сейчас в Кисловодске.

— И что он там делает?

Она подняла на меня удивленные глаза.

— Что можно делать в Кисловодске? Отдыхает в санатории «Красные камни».

* * *

По прямой, от Сухума до Кисловодска всего-то сто шестьдесят километров, вот только разделяет их Большой Кавказский хребет, поэтому, чтобы добраться туда на поезде приходится делать здоровенный крюк, через Туапсе и Майкоп в двадцать часов пути.

На часах была половина двенадцатого, когда мы с Мирой сошли с поезда на вокзале Кисловодска.

Кисловодск, наверное, единственный в СССР город, где прямо напротив вокзала расположено здание одноименной филармонии — знаменитый «Курзал», построенный в конце прошлого века.

Мы решили спуститься вниз на Курортный бульвар, пройдя мимо афиш. По пути посетили Нарзанную галерею попили теплого и вонючего нарзана. Вернее, я попил, Мира брезгливо сморщила носик.

Сняли номер в гостинице для Миры. Оттуда я позвонил Арчилу Вахтанговичу и попросил помочь с номером в номенклатурных «Красных камнях». Ни слова не возразив, он расстарался. Уже вечером я заселился в одноместный люкс по квоте от Грузии, всё-таки грузины умеют быть благодарными.

Номер достался отличный. Открываешь ключом тяжелую дверь и попадаешь в короткий коридор. На полу дубовый паркет, потолки в три с половиной метра, голубоватый шкаф-купе, с тремя отделениями, Пройдя помещение со шкафом-купе, попадаешь через межкомнатную дверь в небольшую прихожую, на полу все тот паркет, на нем красивый ковер, журнальный столик, два кресла, холодильник, тумба под телевизор, сам телевизор, шкаф с хранящимися в нем одеялами, подушками. Паркет местами скрипел, но только в некоторых местах.

Номер этим не заканчивался, дальше ещё одна большая комната, именуемая спальней. Там снова паркет, скромная кровать, две тумбы, светильники, зеркало и выход на балкон, с шикарным видом на Эльбрус.

Прямо из спальни можно попасть в санузел. В нем ванна, раковина, туалет и биде, а также ещё один кран с умывальником все аксессуары явно импортного происхождения.

После заселения я спустился вниз и с санаторной телефонной станции позвонил Арчилу Вахтанговичу, чтоб сказать, спасибо и справиться о здоровье.

Он радостно сообщил, что нашими молитвами, здоровье отличное, словно помолодел лет на десять. В Москве сделали УЗИ — почка чистая как у юноши. Чудеса! Врачи руками разводят, ничего понять не могут. Камушек им предъявил. Сделали какие-то анализы, сказали — он самый. А Джуночку он поручил в Москве заботам секретаря Президиума Верховного Совета Мишико Георгадзе, с которым они давние друзья, так что за неё теперь можно не беспокоиться. Я в ответ сказал, что скоро подъеду к ней в Москву и будем опять работать вместе. На этой позитивной ноте мы распрощались.

Георгадзе, значит… Михаил Порфирьевич, если не ошибаюсь… жулик и взяточник, любитель золотых унитазов. Ну-ну, точно Джуна в хороших руках.

После совещания с Евой и Киром, наша акция была запланирована на завтрашнее утро.

* * *

«Красные камни» — санаторий для партийных и советских работников. Члены Политбюро обитали на дачах при санатории, лишь Косыгин жил в общем корпусе, в обычном двухкомнатном люксе. За эту «ложную демократичность» не раз корил его Брежнев, мол, в каком свете ты выставляешь своих коллег… А он ни в каком свете не выставлял — хотите барствовать, барствуйте, а меня в это не тяните. Я в санаторий езжу не шиковать, а здоровье поправлять.

Коллеги сами себя прекрасно выставляют. Вон в прошлом году одновременно с ним, Шелест в Кисловодск заявился. Так, мало того, что расположился сразу на двух государственных дачах, но и привез с собой целую свиту — пан Гетман! Даже по охраняемой территории санатория ходил в сопровождении телохранителей. Слава богу, турнули хохла из первых секретарей, за украинский национализм — был Гетман, да весь вышел.

За здоровьем Алексей Николаевич следил. В отличие от коллег по Политбюро, занимался спортом, не курил, выпивал весьма умеренно, хотя в праздники и на отдыхе не прочь был посидеть за коньячком. Всем коньякам предпочитал дагестанский. В обычные дни питался просто: отварная рыба или мясо, каша с подсолнечным маслом и хлеб из муки грубого помола.

Как и другие отдыхающие, по предписанию врачей он совершал пешие прогулки по горным дорожкам, но в отличие от большинства, делал это с удовольствием.

Вот и сейчас, как обычно вышел на тропу, которую отдыхающие так и прозвали между собой «тропой Косыгина». Пять километров в гору, а потом пять километров вниз, тропа развивалась как музыкальное произведение — не только со сменами открывающихся с нее видов, но и настроений. По-разному хрустел под ногами песок, разный в ней воздух — всегда по-своему прекрасный.

Вот только не радовало это премьера. В последнее время поводов для радости исчезающе мало, зато много для грусти.

Полностью сгорели урожаи в Астраханской, Саратовской, Волгоградской областях, на Ставрополье. У остальных что-то еще колышется.