Корректировка 2 (СИ)

Звонил Брежнев, сказал, что велел направить в сельское хозяйство 50 000 военных автомашин и еще 25 000 снять, невзирая ни на какие обстоятельства, из промышленности и также направить на уборку, чтоб там, где урожай случился, собрать все, что можно.

Между делом, хвастался, что не зря, мол, охмурял Никсона — тот разрешил отвалить нам зерна на 750 миллионов долларов, да еще и в кредит. А потом до миллиарда лимит расширил. Чтоб мы без этого делали?

Вот, мол, какой я молодец, а ты даже с Садатом справиться не смог –выставил-таки наш военный персонал из Египта!

Садат, конечно, гнида редкостная (надеюсь, когда он опять напрыгнет на евреев, те, как следует дадут ему по черной жопе), но и Леня нашел, чем гордиться — закупать зерно у вражины на рекордную сумму. И это достижение к пятидесятилетию СССР?

Гуляющие по терренкуру незнакомые люди здоровались с предсовмина: «Здравствуйте, Алексей Николаевич, добрый день!» И он их приветствовал: «Здравствуйте товарищи!»

Глава 24

По мере продвижения, сложность тропы возрастала, попутчиков и возвращенцев становилось всё меньше и меньше, и вскоре Косыгин остался в одиночестве. Лишь начальник охраны с помощником маячили в отдалении.

Тропа, кружила под скальными выступами и крутыми травянистыми склонами, мимо круглых гротов, над ручьями с глубокими ущельями, заросшими лесом.

Перевалы Малое и Большое Седло. В одном месте, у «Красного солнышка», есть очень крутой, метров на двадцать-тридцать, подъем на «Синие камни». Особенно трудно туда взбираться после дождя. Однако Алексей Николаевич почти ежедневно, невзирая на погоду, отправлялся на эту прогулку. Поднимались, и он, переведя дух, удовлетворенно говорил сам себе: «Ну вот и взошли, а ты боялся… шестьдесят восемь — разве это возраст?»

На одном из поворотов, единственным с которого открывался вид на совершенно мертвые, иссеченные тысячелетними ветрами скалы, он остановился. И для этого был повод. Там на фоне серых скал стояла девочка лет пяти, с медными волосами, схваченными резинками в два смешных хвостика по бокам, в коротком красном платьишке из-под которого торчали трогательно тонкие загорелые ножки, обутые в красные же сандалики. Лицом красная девочка была исключительно прелестна — на нём царили огромные, чуть раскосые васильковые глазищи, затмевая маленькие носик и рот с полненькими, тем не менее губками, особенно нижней.

Против воли премьер залюбовался на этого, невесть откуда взявшегося ангелочка.

— Здравствуй, милая девочка, — поравнявшись, обратился он к неё, — что ты тут делаешь?

— Грибы собираю, — сообщила юная особа и показала умилительный полиэтиленовый пакет, заполненный самыми настоящими опятами с коричневыми точками на шляпках и юбочками на ножках.

Алексей Николаевич немножко офигел. Вокруг были только камни и скалы.

— Где же ты их собираешь?

— Вон там, — подойдя к краю тропы девочка стала показывать ему вниз, на пни и поваленные на склон гниющие стволы деревья. Вглядевшись, Косыгин увидел на деревьях и на земле около них пучки грибов.

— Ты туда лазила? — ужаснулся он.

— Ага! — говоря это, девочка козочкой скакала по краю обрыва и выглядывала в проемы над пропастью, о которой ему даже думать было страшно. От ее движений заходилось сердце — ведь сейчас свалится мелкая дуреха!

— Так, — сказал Алексей Николаевич, чтобы разрядить обстановку, — во-первых, как тебя зовут? Во-вторых, пожалуйста, отойди от обрыва, я тебя прошу!

— Ева, — охотно откликнулась малявка, но продолжала азартно скакать на краю пропасти.

— Евочка, послушай меня…

Девчонка перестала скакать и уставилась на премьера лазоревыми прожекторами, типа, вся внимание.

— Почему ты одна? Где твои родители?

— Папа там, — она беззаботно махнула рукой куда-то вперед. — Я сперва пошла за ежиком, а потом увидела грибы…

— А ты знаешь, что одной маленькой девочке тут опасно?

— Я не маленькая. Мне почти шесть! Чего мне бояться?

— Ну, например, на нас как-то тут напала собака… огромная овчарка, сорвалась с цепи, укусила того дядю за ногу… — заметив, что девочка не прониклась, Алексей Николаевич продолжил нагнетать. — Вот сейчас ты разговариваешь с незнакомым человеком… а вдруг он злой?

— Какой же вы незнакомый, дяденька Косыгин? — удивилась Ева. — Я про вас по телевизору видела… и папа сказал, что вы один хороший из всего паноптикума.

Тут заржали незаметно подошедшие телохранители.

Алексей Николаевич бросил на них взгляд, от которого оба моментально заткнулись.

— А знаешь что? Давай, Ева, я отведу тебя к твоему папе?

— Давайте, — просто согласилась девчонка, доверчиво вложив в ладонь премьера свою маленькую ладошку.

И они пошли непринужденно болтая. Алексей Николаевич что-то спрашивал, Ева охотно отвечала звонким как серебряный колокольчик голоском. Живут они с папой в Махачкале, маму свою она не помнит, папа работает по комсомольской линии, ему дали путевку в санаторий…

Вдруг Ева остановилась.

— Пить хочу!

Действительно становилось жарко.

— Нарзан будешь?

Девочка кивнула.

— Женя, — окликнул Косыгин начальника охраны, — будь добр, организуй нам с девушкой нарзанчику.