– А что станет с заложницами? – поинтересовался шаман. – С женщинами с востока? С Избранной Дочерью? Ты намерен причинить им вред?
– Не существует никакой избранной дочери, – внезапно спокойным тоном ответил Старший Коготь. – Существует лишь восточная шлюха, у которой не доставало ума сидеть тихо в надежде прожить лишний день. Ее время истекло, как истекло и твое. Вы все умрете сегодня. Сейчас.
Младший Коготь резко вздохнул и вздрогнул.
– Что такое, Дурран? – поинтересовался Цом, поворачивая к нему голову.
– Но момбацу сан Шай приказал охранять ее три недели… – хрипло пробормотал мужчина. – Три недели еще…
– Момбацу сан Шай приказал мне поступить с ней по моему собственному усмотрению. Дурран, ты что, защищаешь ее? – Старший Коготь шагнул к нему и свободной рукой вздернул его подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. – Я вижу, что ты действительно забыл о дисциплине. Ты сам убьешь ее. Сейчас же!
Его голос хлестнул Младшего Когтя как кнутом. Тот дернулся.
– Я… – прошептал он, облизывая губы. Его взгляд поверх плеча своего господина устремился на Карину, и та явственно разглядела в них ужас. Не то чувство, когда боишься за себя – такой ужас, который можно испытывать только за других.
И только сейчас она полностью осознала, что происходит.
Люди Дракона прилетели сюда, чтобы ее убить. Ее – и Цукку.
Вот и наступил тот момент, который снился ей в скоротечных ночных кошмарах, заставляющий ее просыпаться среди ночи в холодной испарине. Тот самый момент, который, как она всегда знала, однажды наступит. Время Та, когда ей предстоит окончательно решить – умереть самой или сражаться, обрекая на смерть окружающих ее. Ну почему, почему именно сегодня? Завтра или послезавтра до Муммы наконец-то добрались бы свои!..
И она так и не решила, что станет делать.
– А теперь слушай меня, Старший Коготь! – властно сказал Панариши. – Слушайте меня, солдаты Дракона! Духи вещают моими устами, и боги смотрят на вас моими глазами! Объявляю вам, что замысленное вами – мерзость перед лицом невидимого мира. Духи не простят вам смерти Избранной Дочери и жестоко покарают вас. Вы не сумеете скрыться от их мести ни под корнями гор, ни за восточным морем. Опустите оружие – сейчас же!
Солдаты Дракона испуганно попятились, опуская стволы автоматов. Многие снова принялись творить охранные знаки. Однако Старший Коготь лишь нехорошо усмехнулся.
– Мне случалось слышать от шаманов угрозы и похуже, – лениво сказал он. – Как раз перед тем, как я укорачивал их на голову. И что-то ни разу ни один дух не пришел за мной. Шаман, ты свою судьбу выбрал. Ты умрешь вместе с восточной потаскухой, которую так яро защищаешь.
– Оставь его, Цом! – резко сказала Карина, выступая вперед. Как же прикрыть от них Цукку, чтобы та не пострадала в случае, если завяжется схватка. Прикрыть? Солдаты вокруг явно получили инструкции заранее, и теперь она находилась под прицелом полутора десятков автоматов – не считая оружия в руках местных солдат, которое пока что смотрело в землю. Слишком много для нее даже в оптимальных условиях. И слишком, слишком много сейчас.
Она не хочет умирать!
Но она не может допустить, чтобы из-за нее погибли другие. Ей – и Цукке – все равно не выжить, и остается лишь надеяться, что их смерть окажется быстрой и не слишком болезненной. Значит, остается лишь умереть с достоинством – и не допустить, чтобы пострадал кто-то еще.
– Оставь его, Цом! – повторила она. – Он всего лишь шаман, один из тысяч. Такой же суеверный, как и все вы. Тебе нужна я? Ну так убей меня. Или ты боишься самостоятельно запачкать руки кровью беззащитной женщины?
– Я не боюсь! – рявкнул Цом, резко разворачиваясь к ней. – Каждый, кто осмеливается сказать мне такое, умирает! Ты готова подохнуть, синомэ? Встань на колени и опусти голову – и твоя смерть окажется легкой. Попытайся сопротивляться – и ты все равно умрешь. Но за такое мои люди убьют половину жителей деревни! Выбирай!
– Ты настолько перепуган, что не осмелишься выстрелить, пока я не встану на колени? – усмехнулась Карина, чувствуя, как внутренности сжимаются в ледяной ком. Пусть он ее убьет – но на колени перед ним она не опустится!
– А кто сказал, что я стану в тебя стрелять? – ощерился Старший Коготь. – Умри!