Корректор жизни

А на следующий день его послали в Город: одни документы надо было отвезти, другие привезти. При других обстоятельствах такое поручение Раду посчитал бы высшей наградой: побыть дома, отмыться, отъестся, отоспаться... А теперь ради этого пришлось расставаться со Светой! Но он, конечно, поехал, и на третий день к вечеру вернулся, как раз к танцам.

На нем была новая, чистая рубашка, которую он специально взял из Города, а в кармане плитка шоколада, которого в Кымпу-Маре не купишь. Танцы уже начались, но Светки пока еще не было. Раду болтал с друзьями, рассказывая им о Городе, словно о чем-то далеком, давно всеми покинутом. Потом и Света с Раиской пришли. Раду пригласил ее на танец, сразу прильнув к ней всем телом. Танец был медленный и длинный, они медленно покачивались, и о чем-то болтали, Раду закрыл глаза и был счастлив...

Вдруг Света слегка напряглась и отодвинулась от него. Раду открыл глаза, поймал ее взгляд в сторону и увидел, что она смотрит на Олега, сидевшего на подоконнике.

-- А вот и Олежка пришел, - сказал Раду, и тут танец закончился. Он проводил Свету к подругам, а сам подошел к Олегу.

-- Как там Город, еще не украли? - спросил Олег.

-- Стоит, кому он нужен, - в тон ответил Раду, собираясь еще раз для опоздавшего Олега повторить рассказ о своих впечатлениях, но Олег неожиданно, глядя поверх его головы, соскочил с подоконника и направился в центр зала. Раду обернулся и обмер: ему навстречу шла Светка, они встретились, обнялись и стали танцевать.

Потом Раду напился и заснул под деревом в яблоневом саду, ночью проснулся и пошел к общежитию девочек, но, подходя к общежитию, заметил на скамейке возле колодца Олега со Светкой. Они целовались и обнимались. Причем объятия их были такими, о которых Раду и мечтать не мог.

* * *

-- Как она тебя отвергла, говори, вспоминай!

-- Я говорил ей, что люблю ее, говорил, что она сама меня выбрала, что так нельзя...

-- А она?

-- А она сказала, что я не мужчина, что Олег умнее, талантливее, что ей с ним интереснее, и чтоб я к ней больше не приставал.

-- А потом?

-- Потом они встречались до самого четвертого курса, собирались пожениться.

-- А что было потом?

-- Потом он бросил институт, точнее, его отчислили...

-- Как отчислили, рассказывай!

-- Какая разница, я не понимаю?

-- Вот он, твой страх! Давай же, вспоминай все, вспоминай все, иначе ты погибнешь немедленно!

-- Ну, он там натворил что-то, точнее, он много пропускал занятий, перестал ходить на эти, на комсомольские собрания...

-- Почему он стал много пропускать?

-- Я не знаю...

-- Знаешь, знаешь... Говори!

-- У него умер отец, и ему приходилось подрабатывать.

-- Дальше!

-- Что дальше?

-- Говори, как его отчислили!

-- Ну, это было в комитете комсомола, он там секретарю что-то наговорил, сказал, что плевать он хотел на этот комсомол и все такое...

-- Дальше!

-- Потом было собрание группы, и его исключили из комсомола, а потом и из института.

-- А твоя роль?

-- Какая моя роль? Там было голосование, и все.

-- Но ты голосовал за что? Говори правду!

-- Да, я тоже голосовал за исключение, но и другие так голосовали!

-- Нет, именно твой голос решил исход дела: вспоминай!

-- Да, сначала, когда я болел, проголосовали поровну: двенадцать за, двенадцать против, поэтому было назначено повторное собрание, на него пришел секретарь, голосование сделали тайным...

-- Дальше!

-- Да, да, да! Его исключили из комсомола, а потом и из института.

-- Почему ты так сделал?

-- Не я один так думал.

-- Отвечай, Раду Драгош, почему именно ты так поступил, - другие сами за себя ответят! Мотивы, назови свои мотивы!

-- Я ненавидел его, я ревновал, я мечтал о мести, я хотел, чтоб он исчез!

-- Дальше!

-- Что - дальше? Дальше - все, я его больше не видел.

-- А Света?

-- Света перестала со мной разговаривать.

-- А Олег?

-- Его забрали в армию...

-- Дальше!

-- Кажется, в Афганистан...

-- Ты знаешь! Ты все знаешь, говори!

-- Да, в Афганистан! Да, он там погиб...

Раду разрыдался, разрыдался как ребенок, содрогаясь всем телом, задыхаясь от нехватки воздуха, рыдал долго и громко, не беспокоясь о том, что это увидят посторонние, не стараясь остановиться, рыдал, пока рыдания сами по себе не стали утихать...

-- Все, ты освободил и очистил свою душу, так знай же и последнее: сегодня ты подал милостыню его несчастной матери! Живи, Раду, и помни, помни, что каждый твой шаг, это шаг по чужой судьбе, по чужой жизни. А жизнь - штука очень хрупкая...

Вороны, каркая, начали размещаться на ночлег, занимая самые лучшие места на вершинах старых тополей. Тихонько ударил церковный колокол, и старушки потянулись к выходу. Вечерело.

-- Мужчина, вам плохо?

Раду открыл глаза. Уже темнело, он все еще сидел на кладбище, точнее полулежал на скамейке, свесив ноги на землю. Перед ним стояла нищенка.

-- Мужчина, вам плохо? Вам помочь? Уже поздно, вам домой пора, да и кладбище скоро закроют.

-- Да? Спасибо, баба Женя, спасибо... Я, кажется, задремал, - заговорил Раду, поднимаясь, - как же это я?