Корректор жизни

-- Ничего, ничего, сон тоже Господь дает, сон нам во благо... А на кладбище уснуть и вовсе примета хорошая: долго жить будешь, а печали твои, значит, ушли, - запричитала старуха, - только я не баба Женя, я баба Таня. Доамне, милуеште...

-- А старичок-то где? - спросил Раду.

-- Который старичок? - переспросила нищенка.

-- Ну, вот тот, что тут со мной сидел, разговаривал... Такой - с палкой, в сапогах...

-- Я уж и не помню, миленький, я ведь у церкви сижу, на паперти мое местечко... Много сегодня народу приходило, всех и не упомнишь... А милостыня сегодня хорошая, да погода...

-- Утром, я вот тут сидел со старичком, баба Женя еще подошла, я ей полтинничек дал.

-- Прости ее, сынок... Спасибо тебе за нее, Бога за тебя молить будем, и тебе, и деткам твоим, чтоб у всех было здоровье, богатство... - привычно запричитала нищая.

На кладбище было уже почти совсем темно, только дорога от ворот до церкви освещалась фонарями.

Раду встал, поправил пиджак, отряхнулся, оглянулся по сторонам...

За высоким надгробьем над могилой "кружка Петрашевского", что-то, или кто-то мелькнул, стало жутко и зябко...

Раду поспешил за ковылявшими старухами, обогнал их и торопливо вышел на освещенную Садовую, пересек ее, спустился на Бернардацци и вскоре подошел к своим воротам и своим соседкам, продолжавшим "торговать".

-- Здравствуйте, мои дорогие соседушки, здравствуйте мои хорошие, - сказал Раду, а слезы уже наполнили глаза, отчего и калитка, и дорожка во дворе расплывались, но по этой дорожке, на которой он когда-то давно учился делать первые в жизни шаги, он сможет пройти и в полной темноте...

* * *

25 - 28 января, 16 февраля 2001 года, Москва.

ЖОЛДОНЗ

Г

осподин ЖРлдонз, обрусевший поляк, долго наблюдал, как бьется в грязное стекло подъезда жирная, тяжелая муха. В подъезде было тихо, поэтому удары мушиного тела о стекло были сильными и громкими. "Отчего же она не разобьется? Ведь стоит на нее хоть чуточку надавить пальцем, как она лопнет. А вот когда она сама всем телом что есть мочи лупасится об твердое стекло ей хоть бы хны?" Внизу хлопнула входная дверь и господин Жолдонз решился двинуться дальше. Вскоре он услышал, как вошедший отрыл ключом и захлопнул дверь своей квартиры на втором этаже. "Юрий Семенович", - уверенно подумал Жолдонз. За много лет жизни в этом доме он, как и остальные соседи, по звуку запросто определял кто пришел и кто ушел. "Хорошо, что он мне не попался, а то опять начал бы, улыбаясь, спрашивать всякую ерунду".

Господин Жолдонз, а звали его вовсе не Тадеуш, или Станислав, что было бы впору любому поляку, а попросту Виктором Павловичем, ибо был он, как мы не забыли упомянуть, обрусевшим, направлялся на почту, чтобы отправить письмо своему школьному товарищу, которого не видел много лет, и, казалось, что совсем забыл про него, покуда сегодня утром не наткнулся на фотографию, пролежавшую всю свою жизнь среди многих других фотографий в коробке от конфет на полочке шифоньера. На фотографии были сфотографированы они вместе, когда им было лет, наверное, по двадцать. А прошло с тех пор пятьдесят с лишком, если не все шестьдесят. Виктор Павлович и не смог бы, наверное, сходу вспомнить имени своего товарища, если б не надпись на обратной стороне карточки: "Дорогому Вите от Миши Козлова на память о рыбалке на нашем озере".

Виктор Павлович вдруг легко вспомнил и Мишу Козлова, и "наше озеро", и рыбалку на нем, да не одну, а множество рыбалок, вспомнил он и то, что вплоть до самого последнего времени они с Мишей хоть изредка и случайно, но встречались. "Что-то давно я его не видел, - подумал Жолдонз, - жив ли старый хрыч? Напишу-ка я ему письмо, то-то хохма будет..."

Виктор Павлович достал старую, разбухшую от многолетнего перелистывания и перекладывания с места на место амбарную книгу в некогда оранжевой, а ныне грязновато-жухлой картонной обложке, в которой он и его покойная супруга записывали адреса и телефоны знакомых, родственников и необходимых учреждений, нашел там Мишу, точнее Михаила Наумовича Козлова, и принялся писать письмо.

Сначала он хотел начать так: "Здравствуй, старый хрыч! Не помер еще?" Потом подумал - "А вдруг он и вправду помер? Родственникам будет неприятно", и написал так:

Дорогой Миша, здравствуй!

Вчера, просматривая старые фотографии, наткнулся на наше с тобой фото пятидесятилетней, если не более, давности. Там мы с тобой на озере сфотографированы после рыбалки с удочками в руках. Помнишь?