Корреспонденции из Сибири

— Так все и залило, — говорили крестьяне, — скот гонять некуда; уж мы летом верст за семь его держали, вон дли гор белеет избушка. Да трудно тоже: кто один, держи работника, а где его взять? Доить вот тоже трудно… Уж мы переселиться хотим к горе, там повыше будет. Экие страсти были: так вот земля ходуном и заходила; мы уж на улицу из изб все побросались, просто стоять нельзя. На море лед как взломало, как подняло его, так вот вода и хлынула. Сухо было, а вот морем стало. Вот оно божье-то наказанье. Экие жадные эти братские, ведь отымали у нас это урочище, а у самих земли пропасть, так вот же господь и затопил: «пусть-де вам уж не достается».

— Да вот скоро год подходит: уж мы так и ждем; под новый год, однако, опять повторится, — важно проговорил какой-то крестьянин постарше. — И по сию пору, ваше благородие, бывает трясение земли, частенько слышно.

— Ну, да, может, иному только так и покажется, а вы со страху и верите.

— Оно точно, ваше благородие, спьяну-то иному и будет, словно трясение земли происходит…

Впрочем, действительно, слабые удары повторяются и теперь. Во время моего там пребывания (в конце ноября) был слышен один удар.

Но довольно о моей поездке: возвращаюсь к Чите и ее «сибирской» жизни.

Чита — город, родившийся вследствие служебных потребностей; следовательно, служащие составляют в нем главнейшую часть населения. Ни торговой, ни промышленной жизни здесь нет. Торговля едва-едва удовлетворяет местным потребностям, а промышленности еще и быть не может. Вот почему я преимущественно обращу внимание на жизнь кружка служащих — кружка очень большого теперь, так как зимой он увеличивается приезжими, и кружка нисколько не замкнутого. Что до остальных, т. е. до купечества и мещанства, то в общих чертах они живут так же, как и везде; их особенности, не бросающиеся в глаза, гораздо труднее рассмотреть и, чтобы говорить о них, нужно потратить побольше времени на знакомство, чем сколько у меня было до сих пор.

«Боже мой, какая скука!» — вот фраза, которую вы беспрестанно можете слышать в великорусских губернских городах. Тоска — повальная болезнь многих из них. Чита, мне кажется, не страдает ею, по крайней мере, не страдает ею как прилипчивой, заразительной болезнью.

Если вы задумаетесь о причинах и спросите, то услышите от иных, что и скучать некогда; действительно, чтобы не быть занятым делом, когда все вокруг работают, на то нужно особенное желание. Вот одна причина; другие лежат и в новизне поселения, заставляющей на первых порах теснее сближаться, может быть, и во временном составе общества, а главное — в ненатянутости, простоте отношений — простоте, которая бросается в глаза всякому приезжему. Чтобы подтвердить свои слова, мне пришлось бы ссылаться на те бездны мелочей, которые все вместе составляют ежедневную жизнь; но, не желая излишне удлинять письма, я не делаю этого, и мне придется просить вас поверить мне на слово.

Наш обыкновенный губернский, ни аристократический, ни средний, круг не в состоянии даже подумать о той простоте и естественности в сношениях между собой, которая царствует в Чите, о том отсутствии церемоний, которое в русском губернском городе было бы возможно только между самыми короткими знакомыми. Натянутость и формализм в жизни, если бы и появились у кого-нибудь, то были бы приняты другими очень дурно, настолько здешнее общество в состоянии противодействовать этому чуждому для него элементу.

В Чите существует собрание, или клуб, очень простое по отделке (с неоштукатуренными и неоклеенными стенами, некрашеным полом и деревянными обручами вместо люстр), но это собрание посещается очень охотно для карт и биллиарда, для чтения журналов и для вечеров, конечно — с танцами. Вечера эти иногда бывают очень оживленными и также отличаются простотой и ненатянутостью. Здесь собрание не есть что-то непременно навевающее торжественность и скуку, а скорее продолжение домашней жизни (с прибавкой только танцев и биллиарда, так как карты и в домашней жизни играют важную роль).

Для сравнения укажу, например, на соседний Верхнеудинск, город гораздо красивее, богаче Читы, — в нем есть и каменные, и оштукатуренные дома, и каменный гостиный двор, и лавок больше; но, как говорят тамошние жители, замкнутость составляет отличительную черту тамошней семьи; каждый живет сам по себе и с другими видится только по делу да с церемониальным визитом. В Чите, напротив, царство общительности: уже большое число взад и вперед мелькающих сидеек[20] может свидетельствовать о том.