Корреспонденции из Сибири

Интересных новостей здесь нет, кроме разве проезда с Уссури депутатов от американских чехов. Они едут в Петербург заключать условия для переселения на выбранные ими места по р. Суйжун, впадающей в Великий океан, в Амурском заливе. Из подробного осмотра местности, произведенного ими, оказывается, что места по Суйжуну очень хороши, почва местами очень плодородна, климат здоров; наконец, на верховьях р. Суйжуна без труда могут быть устроены мельницы, а со временем сообщения с Великим океаном могут быть учреждены довольно удобно, так как эти места от Славянского залива находятся не более как верстах в шестидесяти, и нет особых препятствий к проведению хорошей конной, а через несколько десятков лет даже железной дороги.

На первый раз изъявили готовность переселиться 200 семей, но, как полагают г-да депутаты, стольким семьям трудно будет жить, сразу переселившись, а потому сперва лучше переехать ста семьям. Со временем же, если переселение окажется выгодным, могут переселиться, пожалуй, и десятки тысяч семей. Места достанет.

Кажется, нечего и говорить об очевидной выгоде для края от переселения земледельческого населения с его полевыми машинами и орудиями, населения, привычного к труду, на эти плодородные места. Но вместе с тем понятно, что чехи не могут не смотреть на переселение с недоверием. При некотором знакомстве с русской администрацией у них не может не явиться желания оградить себя от ее вмешательства в их внутреннюю жизнь, а потому самоуправление, вероятно, будет стоять в числе их условий. Полагают, впрочем, что это условие не может стать помехой переселению чехов.

Они указывают еще на то, что в наших восточных портах нет тех средств, которые доставляет переселенцам Новый Свет, и что в Америке, при уменьшившемся вследствие войны числе переселенцев, им придется продавать свои имущества за недорогую цену. Потому, может быть, чехи пожелают субсидии от русского правительства.

Не касаясь вопроса о пользе от переселения чехов, лишь с точки зрения увеличения расходов правительства для Амура и восточных портов, можно смело сказать, что в числе этих расходов затрата для переселения чехов во всяком случае будет расходом правительственным и весьма полезным для наших восточных прибрежий.

В заключение вот еще известие. Вы помните, что во многих русских газетах появлялось объявление об издании в Чите «Забайкальского листка». «Листок» этот не состоялся. Он должен был издаваться с сентября 1862 года, потом с 1 января 1863 года, а потом совершенно оставлен по недостатку средств. Его сгубило всеобщее недоверие и несочувствие к его программе. Лишь немногие мечтатели думали, что из него что-нибудь да выйдет[21], приводя в пример «Кяхтинский листок». Но «Кяхтинский листок» явился вследствие местных потребностей.

«Забайкальский листок», однако же, не погиб без следа; вместо него к новому году мы получили объявление о новом журнале в Иркутске «Иркутские епархиальные ведомости».

На днях получено здесь известие, что в Николаевске-на-Амуре открыт городской телеграф между домом военного губернатора и телеграфной станцией. Первая депеша от адмирала Казакевича к г-ну подполковнику Романову была, конечно, поздравительная. Польза от этого телеграфа может заключаться только в обучении сигналистов.

Современная летопись. 1863. № 12. С. 13–15.

[IV]

2 февраля 1863 г., Чита

Тихо течет наша спокойная, обыденная жизнь. Утром загомозится Чита: тут проедут возы с сеном, там жестоко проскрипит на морозе обоз из двухколесных телег с бочками, в которых везут хлеб, муку, соль; проскачут буряты, столпятся кучки у кабаков, и на базаре зашевелится разнообразное читинское население: шумящие, ораторствующие жиды, скромные с виду буряты, искоса поглядывающие поселенцы; эти всегда ходят серьезно и воодушевятся только тогда, когда дело дойдет до ссоры или до драки. После 12 часов к этому прибавится еще движение здешней аристократии, и до двух часов виднеются разъезжающие (преимущественно по большой улице) разношерстные экипажи; у иных ворот стоит непривязанная, без кучера лошадь, привычная к тому, чтобы дожидаться своего хозяина…

После двух часов и это движение уляжется.

В три снова немного оживятся улицы. Верховой в какой-нибудь особенно оригинальной мохнатой шапке гонит на водопой десяток или более лошадей; за ним другой табун, третий; спускаются к речке Чите поить «коней». Сумерки; кони то чинно выступают, то останавливаются, чтобы поваляться в песке, и догоняют табун мелкой побежкой, а верховой суетится, подгоняя отсталых игрунов; да еще однообразие этой картины нарушит бурят, который проскачет частой рысью на маленькой заносчиво задравшей кверху морду лошаденке.