Читаем Корреспонденции из Сибири полностью

Так и под самым Иркутском лежит такая тайга, что нужно особенно любить эту тайгу, чтобы без всякой надобности забираться в подобную глушь. Стоит взглянуть на карты Восточной Сибири, конечно, не те, которые многое наносят гадательно, чтобы дать понятие о стране, которые испещряют Забайкалье хребтами и горами, а между тем про эти хребты можно одно только сказать, что они действительно есть, но имеют ли они те размеры, представляют ли те рельефы, которые силится изобразить карта, это вопрос еще очень сомнительный, — так взгляните, говорю я, не на эти карты, а на те, на которых нанесено лишь то, где был человек с инструментом, лишь то, что входило в круг зрения его и инструмента, и вы увидите, какие урывки, какие ленточки дорог, какие небольшие участки знаем мы в Восточной Сибири. С каждым годом накапливаются материалы — покамест преимущественно картографические, но все-таки далеко еще то время, когда можно будет сказать, что большая часть даже южной полосы Восточной Сибири хорошо известна в топографическом отношении, что, следовательно, первый шаг к исследованию страны уже сделан. Так, например, съемки берегов Байкала представляют пока узкую ленточку известной местности лишь по берегам озера («моря», как его здесь называют) да по Ангаре. А что находится далее — в цепи Байкальских гор, например, которые тянутся по северо-западному берегу озера, — это еще очень мало известно. Да и кому какая нужда забираться в эти горы? Их осмотрели по краям, с озера, а во внутрь доступ очень и очень труден. Представьте себе высокую горную цепь с крутыми, иногда почти отвесными скатами к морю. Ее гребни торчат на 2500–3500 фут. над уровнем Байкала: все они сверху донизу заросли густейшим хвойным лесом и изрезаны глубочайшими падями (узкими долинами). Можно легко вообразить себе все трудности, с которыми сопряжено передвижение в этих горах.

Мы имели случай в конце апреля нынешнего года поездить в этих горах верст на пятьдесят. Пронесся слух, что на Кадильном мысу, одном из тех двухсот мысов, которыми падают в Байкал окрестные горы[102], есть пещеры и что в одной из пещер найдено 7 скелетов гигантского размера. Зная наверно, что скелеты не гигантские, все-таки было интересно проехаться и привезти черепа. Добраться до этого мыса можно было только доехав до Лиственичной (на берегу Байкала), большой деревни, где находится пароходная пристань и таможня, собирающая пошлину с чаев и амурских товаров, вследствие чего последние совсем перестали привозиться в Иркутск, а при недостаточности сбыта в Забайкалье, вероятно, со временем будут возиться только для Амура. От Лиственичной же до Кадильной можно было зимой доехать «по замерзшему льду», как гласят объявления, вывешенные на станциях, летом на пароходе, а весной — верхом.

«Путь к Восточному Океану», как гласит надпись на Амурских воротах в Иркутске, до Лиственичной очень хорош. По прекрасной, гладкой дороге вы идете вверх вдоль берегов Ангары, мимо нескольких деревень и казачьих станиц, занимающихся сплавом леса и дров для Иркутска, мимо Тальминской фабрики, наконец, мимо деревни Никольской, где зимуют суда, плавающие по Байкалу.

Тальминская фабрика выделывает стекла и сукна. Как ни странно, но на самом деле Восточная Сибирь, в том числе и Забайкалье, пробавляются в значительной мере стеклом, привозимым из России, то есть из-за 5000–7000 верст сухим путем, при провозной плате от 4 руб. до 7 руб. с пуда от Нижнего. Здесь есть, правда, несколько стеклянных фабрик, чуть ли не 4 в Иркутской губернии и 3 — в Забайкалье, но выделываемое на них стекло отличается замечательным безобразием форм и зеленым цветом. До сих пор наши фабрики не могут избавиться от этого цвета, зависящего, как говорят, главным образом от употребления натровых солей, а не калиевых, — именно везде вместо поташа употребляют гуджир[103]. При изобилии лесов, конечно, поташ мог бы приготовляться в огромных размерах, если бы добывка его сделалась делом свычным населению и если бы здешний крестьянин гнался за тем, чтобы в свободное время добыть лишнюю деньгу. Но по разным причинам, отчасти потому, что есть другие, более выгодные заработки, здесь не занимаются этим промыслом. Таким образом, поташ слишком дорог, а так как и простая зеленая посуда находит себе сбыт, то для здешних фабрик оказывается выгоднее выделывать простую зеленую или синюю посуду и зеленые же стекла, чем заниматься выделкой хорошего стекла. Но даже и зеленого стекла выделывается слишком мало: так, двойных рам в деревнях почти не делается, а одиночные часто состоят из кусочков битого посудного стекла, вделанного в бересту. Мы сами видели на Сибиряковской фабрике[104], как трудно придавать этому стеклу желаемую тонкость и как оно грубо, и убеждены, что причины выделки плохого стекла на наших фабриках лежат не в одном гуджире, а также, вероятно, и в плохой очистке материалов и в неуменье рабочих.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное