Читаем Корреспонденции из Сибири полностью

В настоящем письме я намерен рассказать вам о подспорьях хлебопашеству, которые есть на Уссури. Самое важное из них бесспорно рыбная ловля, так как Уссури чрезвычайно богата рыбой. Например, осенью, в сентябре, начинается ход так называемой красной рыбы (кеты); эта оригинальная рыба, прибыв, по-видимому, из моря или амурского лимана, идет вверх по Амуру невообразимо большими стадами и доходит также во все протоки. Судя по тем громадным количествам этой рыбы, которые ловятся в низовьях Амура, где всё население гольдов и гиляков, равно как и их собаки, питаются почти исключительно ею, нельзя не удивляться тому, что ее так много доходит до Уссури, особенно, если вспомнить, что вдвое столько же рыбы заходит еще в Сунгари и значительная часть продолжает идти по Амуру, до Малого Хингана (Доуссе-алин). Все гольдское население Уссури (не менее 700 человек) питается ею, и кроме того многие сунгарийские и амурские гольды выезжают еще по Уссури на время рыбной ловли, выбирают себе берег удачный для неводьбы, строят шалаш, селятся всей семьей и живут тут, пока не прекратится ход рыбы. Затем во время хода рыбы неводьба начинается с самого рассвета и продолжается до полуночи; все — жены, дети, даже собаки принимают участие в этой жатве, от успеха которой зависит жизнь целого семейства. На одну лодку садится отец с кем-нибудь из детей, на другую — мать с остальными ребятами. Как только ребенку минет 7, 8 лет и его силенки хватает на то, чтобы полоскать в воде маленькое весло, он уже обращается в гребца и помогает лодке подвигаться вниз по течению; один из братьев постарше, лет десяти, управляет лодкой с помощью весла, а старики выбирают тоню, так, чтобы, подплывая к берегу, растянуть невод вдоль его. Обыкновенно в неводе (сажен от 20 до 50) оказывается рыб 20, 30, средним числом 50, а иногда и 100 рыб; все они одинакового размера (около ¾ арш.), все как бы вылитые из одной формы, барахтаются в неводе, а хозяева с палочкой в руке ходят и оглушают ее ударами по голове. Рыба, вынутая из сети, складывается в кучу у шалаша, а лодки на бечеве у детей или у собак идут вверх, чтобы снова, спускаясь вниз, неводить. Самые старые в семье остаются в шалаше, распластывают рыбу, потрошат, режут пластами, нанизывают на палки, эти палки кладут на подставки и т. д., вялят рыбу. Обыкновенно из рыбы ничего не пропадает: собаки съедают потроха, а головы с хребтами сушатся и идут в пищу собакам же зимой.

Предоставляю читателю вообразить себя плывущим на лодке у берега по Уссури. Теплый «благоуханный» вечер, особенно, если это летом, а не в сентябре, когда вечером сырость пронизывает до костей и начинают ныть пораженные ревматизмом конечности, — и вдруг среди благоуханий от берез и сосен доносится запах вяленой рыбы, поневоле поторопишь гребцов, а если остановишься, то уж непременно закуришь сигару. Вот эта-то довольно вонючая рыба и служит главною пищей гольдам, а вблизи некоторых из нижних станиц вы видите в шалашах и русское население. Так как ловля рыбы начинается в такое время, когда полевые работы уже кончены на Уссури, то многие казачьи семьи принялись за рыбный промысел; они поселяются на берегу, как гольды, и приготовляют сушеную рыбу. Конечно, русские гораздо охотнее стали бы солить ее, потому что сушеная рыба вовсе не заманчивое блюдо со своими мочальными свойствами, но всё уссурийское население терпит недостаток в соли. Казна доставляет ее слишком мало для продажи, да и самая доставка на баржах сопряжена с большим риском. В то время, когда я был в верховьях Уссури, за пуд соли платили купцам по 3 р., а в розничной продаже приходилось платить по 10 к. за фунт: где же тут солить рыбу? Правда, потом привезли по 15–25 пуд. соли на станицу, но этого совершенно недостаточно на зиму даже в пищу, не только для соления.

Вообще рыбный промысел между казаками не очень распространен, тем более что для ловли кеты необходимо иметь большие невода, сажен в 50, а пенька привозится с Сунгари; сами же казаки сеют коноплю в слишком недостаточном количестве. А маленьким неводом ничего не наловишь, или, по крайней мере, очень мало, и нередко бедняк гольд, около полуночи возвращающийся домой с поникшей головой, отвечает на вопрос: «Много рыбы поймал?» — «Ни одна рыба да нету».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное