Корреспонденции из Сибири

Но в Иркутске же М. В. Рухлов сообщил мне карточку, начерченную им по расспросам тунгуса Максимова, который указывал другой путь, именно от устья Энгажимо (Янкажимо на карте г. Шварца), правого притока Витима, впадающего выше Бодобой (Подойво) верстах в 100; отсюда по Витиму до устья Бутуи, далее между р. Бутук и Ныгри через Неринкан до Чаянды, по Чаянде через хребет на Сигильтэ (приток в вершине Мал. Мамы), по р. Качу (приток в вершине Бол. Мамы, по самой Маме несколько верст и оттуда через хребет на Мую. От Муи через Тулуну (Тулуни?) Россоха на Бумбуйко, откуда выходить в Нерчинск в 15 дней[148]. Максимов говорил, что дорога хороша, проехать можно с вьюками и скотом, и сам Максимов проходил по ней несколько раз. На карточке отмечены взаимные расстояния в верстах, и сумма этих расстояний так мало разнится с тем, что выходит по карте г. Шварца (30–40 верст на 300-верстное расстояние), что поневоле является доверие к этой карточке.

Здесь, в Крестовской, мы узнали от одного из торгующих здесь крестьян, который уже 24 года торгует по Витиму с тунгусами и якутами, сам бывал на Озерне (зимою) и т. д., что тунгусы знают еще другой путь на устье Муи. Они ходят от Бодойбо по Мамукану (Малая Мама) или по Мысаху (Бисах) через хребет на устье Муи. Отсюда, говорят, есть возможность иметь хорошие корма и идти если не берегом Витима, то обходя утесы вплоть до устья Ципы. Теперь этот путь несколько заброшен, так как тунгусы приблизились к золотым промыслам, но могут найтись люди, которые его хорошо знают.

Этот крестьянин, И. Г. Авдеев, отправляется на днях на устье Бодайбо, где и постарается поискать вожаков, которые взялись бы вывести нас на устье Муи[149]. Если ему удастся это сделать, то есть надежда, что экспедиции представится возможность пройти главные хребты, выбраться на Бумбуйко, откуда, я полагаю, не будет большого труда дойти до Нерчинского округа. Полагая, что этот путь будет удобнее, я еще в Иркутске думал отправиться этим путем, а потому еще во время своей болезни в Иркутске, т. е. на Пасху или Фоминой неделе, послал г-ну Усольцеву мною написанную черновую бумагу к Киренскому и Баргузинскому исправникам с просьбой оказать содействие экспедиции (я лежал в постели и писал карандашом). Но так как, видевшись в Киренске с г-ном исправником, я узнал, что он ничего не получал из Сибирского отдела и впервые от меня узнал об экспедиции, то я прошу Распорядительный Комитет сделать запрос г-ну правителю дел отдела или его помощнику, как могло случиться, что киренский исправник не получил этой бумаги даже во время моего проезда через Киренск, т. е. около 20 мая?[150]

Вчера получена здесь почта, вышедшая из Иркутска 21 мая и привезшая нам московские газеты от 17 апреля. Неужели до настоящего времени не получены инструменты от г. Брауера? Право, непонятно! Так как теперь я уже более не надеюсь получить инструментов, то придется, вероятно, идти с термометрами, вывинченными из старых барометров, и одним барометром с двумя запасными трубками, запаянными в Иркутске! Металлический барометр и 1 термометр я оставлю на Вознесенском прииске, где думаю устроить метеорологическую станцию, и останусь при 2-х термометрах с делениями в 1,3 миллиметра на градус, из которых у одного еще и ртуть постоянно разрывается.

Что же до моего собственного термометра Westberd № 59, то 29 мая он разбит. Мы ездили с И. С. Поляковым на берег к серным ключам, когда полил страшный ливень. Крыша павозка сильно протекла над моим столом, а потому бывшие на павозке принялись собирать всё со стола. Когда мы вернулись, то нашли термометр — единственный порядочный, имевшийся у нас, — с разбитой трубкой.

Особенно ощутителен недостаток minim. термометра. Вы знаете, какое резкое различие представляют температуры дня и ночи, между тем в 6 часов солнце уже так высоко и так успевает нагреть землю, что мы не имеем никакого понятия о температуре ночью, можем только в общих словах сказать, был ли мороз или нет.