Коррида, женщины, любовь...

— Через две недели тебе выходить на арену. Если ты не объявишь о помолвке с Паломой, тебя освистают. А какие страдания ты мог бы причинить своему сопернику! Узнав, что ты женишься на его девушке, Франкосис забудет о быке!

— Он и так уже напуган. Я не собираюсь плясать под дудку Пакоте! Это отвратительно.

Доминго затянулся сигарой.

— А что, если Пакоте вынудил этого парня вызвать тебя на состязание, потому что он знает что-то о нем?

Мигель прищурился. При мысли о шантаже ему стало не по себе.

— Я обещал умирающему Хуану, что позабочусь о Паломе, прослежу за ее здоровьем и образованием. А теперь ты хочешь, чтобы я помешал ее счастью? Если я это сделаю, судьба от меня отвернется.

Полное лицо Доминго налилось кровью.

— Матадор, какое тебе дело до ее счастья? Она поступит так, как ты скажешь. Ведь ты ее опекун!

— И как ее опекун я говорю «нет». Я не стану играть сердцем этого юноши ради победы в корриде.

— Этот юноша может тебя погубить!

— Нет. Я чувствую, что назревают перемены.

— Перестань! Ты можешь отправить Палому куда-нибудь на несколько лет, а потом расторгнуть помолвку. Пусть Франкосис докажет свою любовь — уедет вместе с ней.

Мигель вскочил, скривившись от острой боли в бедре.

— Публика хочет, чтобы я пролил кровь на арену «Лас-Вентас»! Я видел свою смерть во сне. На быке была отметина — розочка. Моя помолвка с Паломой ничего не изменит. Изменить что-то может только эта американка, которая сейчас спит наверху.

Мигель мерил шагами комнату. Вошла его сестра, но, оценив ситуацию, оставила их наедине.

— Не волнуйся, матадор, я лично прослежу за жеребьевкой и позабочусь о том, чтобы нам не достался бык, виденный тобой во сне.

Мигель покачал головой:

— Судьбу не обманешь!

— В последний раз матадор умирал на испанской арене десять лет назад, — заметил Доминго.

— Да хоть двадцать лет назад! Моя смерть неминуема, если я не послушаюсь своего сердца.

Доминго был сражен.

— Не говори таких слов, матадор!

— В Калифорнии у меня было озарение — наверное, божественное. Мне представилось, что эта женщина-корреспондент каким-то образом предотвратит мою ужасную участь. И вам с Пакоте не следует вмешиваться.

— Матадор, ты меня обижаешь! Как можно ставить меня на одну доску с этим псом Пакоте?

Мигель сел, обхватил голову руками и энергично потер лицо.

Доминго вынул сигару изо рта.

— Матадор, ты в плохой форме, — сказал он встревоженно. — Завтра утром отправляйся в «Ла Либра». Там ты отдохнешь и, может быть, потренируешься перед боем. А я договорюсь с прессой, но боюсь, что одной коробкой сигар здесь не отделаться. Надо, чтобы репортеры, в том числе и Пакоте, не публиковали того, что сегодня видели.

— Заплати им, сколько они попросят. Я устал. Встретимся завтра в моем мадридском офисе. Я приду туда, чтобы подписать кое-какие счета.

Оставив Доминго в гостиной, Мигель поднялся наверх, перепрыгивая через ступеньку, и чуть ли не бегом пересек вестибюль. Странно, но нога вдруг перестала болеть. Он прошел мимо комнаты, в которой спала Стефани, мимо собственной спальни, несколько раз завернул за угол и оказался в самом укромном помещении, наполненном сладким запахом ладана.

Мигель опустился на колени и зажег свечу перед статуей. Тереза поддерживала для него алтарь. Пока он разъезжал по свету и дрался с быками, здесь всегда горели свечи, дожидаясь его благополучного возвращения.

Статуя Patrona of Palma del Rio, святой покровительницы его матери, холодно взирала на Мигеля. Сегодня в ее глазах не было умиротворения. Он сложил руки перед собой, сжав ладонями золотой крестик, висевший у него на шее, и стал молиться о том, чтобы встретить смерть без страха. А еще он молил Бога о прощении. Он не должен был привозить в Испанию Стефани и не должен был так сильно ее желать.

Стефани открыла глаза и постепенно сосредоточила взгляд на высоком белом потолке. Повернувшись на живот, она уткнулась носом в пуховую подушку. Хрустящая наволочка напомнила ей те, которые гладила ее мама. Наконец она вспомнила, где находится. «Я в Испании! И это не моя подушка!» Подскочив на постели, она оглядела комнату и восстановила в памяти последние события: долгий перелет из Лос-Анджелеса, толпа в аэропорту, толпа на вилле, поцелуй и сладкий сон.

Теплый ветерок нежно раздувал тонкий белый тюль. В распахнутые ставни беспрепятственно проникали воздух и утреннее солнце. Стефани увидела, что ее одежда распакована, а пустые чемоданы аккуратно сложены в углу. На столике блестел запотевшими боками хрустальный графин с водой, рядом стоял поднос с пончиками и горячим кофе.

Пончики! Она уже и не помнила, когда в последний раз ела такую высококалорийную пищу.

Интересно, кто заходил в ее комнату, пока она спала, и сделал все это, не потревожив ее? Стефани свесила ноги с кровати, все еще немного растерянная после долгой дороги и смены часовых поясов. На часах было восемь.