Киваю, а он тяжело вздыхает, словно ему больно. Я хочу сказать, что никуда не денусь, пусть хоть сто минут на раздумья даёт, но слова застревают в горле, и лишь воздух из лёгких стремительно исчезает. В ушах стучит кровь, льётся по венам обжигающей рекой, а ноги становятся ватными, совсем не слушаются и в любой момент норовят подкоситься. Ещё немного и упаду, провалюсь в тёмный колодец неизведанного. Ну и пусть, главное, чтобы Роджер не выпускал. Почему-то именно это кажется самым важным.
— Три минуты, Ева... Убегай, золотая девочка.
Ага, сейчас.
Роджер издаёт сдавленных хрип, когда отрываю руки от стены и назад запрокидываю, за шею его обнимаю. Зарываюсь пальцами в волосы на затылке, ерошу их, а Роджер в объятиях сжимает до боли и целует уже напористее, до красных следов и меток на коже. Мир вокруг плывёт, растекаясь мутным киселём, а мне настолько в этот момент хорошо, что не выдерживаю и поворачиваюсь к нему лицом.
Он так близко, такой большой и сильный, с красивой улыбкой… В следующий момент делаю то, чего совершенно от себя не ожидала: становлюсь на носочки и целую его в губы, почти невинно. Просто касаюсь своими — чистый всплеск эмоций, неконтролируемый и первобытный.
— Зачем ты это сделала? — Вглядывается в моё лицо, а губы сжаты в тонкую линию. — Всё ведь можно было прекратить.
— Я не знаю, — говорю и снова приподнимаюсь на носочки, а Роджер резко прижимает к себе, рукой затылок фиксирует и впивается в мои губы поцелуем.
Когда мягкие губы касаются моих, обрушиваются сверху, поглощая весь мир, разрушая все выстроенные стены вокруг меня и между нами до основания, а язык врывается в мой рот, совершенно забываю, кто я и где, а самое главное, никакая борода уже не волнует. Вся вселенная сужается до микроскопических размеров, становясь яркой точкой на краю сознания.
Сказать, что у меня огромный опыт в этом вопросе — соврать, потому что целовалась в этой жизни с одним единственным мальчиком, с которым и переспала по глупости. Совершенно дурацкая история, о которой совсем не хочется вспоминать. Поцелуи в тот вечер были робкими, секс — неуклюжим, а сожалений на утро столько, что хоть в вагоны загружай. Тем более, даже не могла никогда представить, каково это — целоваться с мужчиной, у которого на лице есть растительность.
Мне всё в этот день кажется необычным, нереальным, но правильным. Крепче обнимаю за шею, прижимаюсь всем телом, а Роджер гладит мою спину, посылая через тонкую ткань разряды электричества, пронзающие всё естество насквозь. Никогда ещё не чувствовала себя такой наполненной, сильной и слабой одновременно. Будто, выпусти он меня из своих объятий, рассыплюсь на сотни атомов и воедино уже собраться не сумею.
Поцелуй Роджера глубокий и жадный, властный и стремительный. Им он заявляет права на меня, клеймит, а мне ничего не остаётся, как подчиниться, потому что в этот момент всё окончательно решаю для себя. Мне неинтересно, что будет дальше, неважно, чем всё закончится, я просто хочу быть счастливой.
Вдруг раздаётся какой-то слабый стук и скрип. Роджер отрывается от моих губ, оборачивается на звук и тяжело вздыхает. Смотрю через его плечо и замечаю стоящего в дверях официанта с большим подносом в руках.
— Чего тебе? — Роджер кладёт подбородок мне на макушку, не выпуская из объятий, а его широкая грудь вздымается в такт дыханию, тяжёлому и прерывистому.
— Ваш заказ, пожалуйста, — произносит официант мягким голосом, отводя взгляд.
— Поставь на стол. — Голос хриплый, а руки, обнимающие меня за талию, слишком напряжены, почти причиняют боль.
Официант шустро выполняет просьбу, выгружает на стол содержимое подноса и, глядя куда-то в сторону, поспешно удаляется, словно не он разрушил такой волшебный момент. А может быть, правильно сделал, возможно, именно это и нужно было? Мысли путаются, и я всё никак не могу привести в порядок дыхание, лишь утыкаюсь носом в грудь Роджера и вдыхаю аромат зимнего леса, табака и тёплой кожи. Надышаться бы, пока вся магия этого вечера не рассеялась окончательно.
— Извини, совсем забыл, что должны еду принести, — говорит Роджер и пальцем приподнимает мой подбородок, заставляя в глаза смотреть. — Кстати, пять минут, кажется, давно прошли.
А я смотрю на него и понимаю, что вовсе перестала замечать его недостаток, который, уверена, сильно тяготит самого Роджера.
— Вот и хорошо, что прошли.
— И что ты решила?
В его голосе сталь и полная готовность принять любой мой ответ, а мне даже прислушиваться к себе не нужно, чтобы знать его. Неужели он на самом деле думает, что после всего, что он сделал для меня, смогу просто развернуться и уйти? И ведь не потому, что обязанной себя чувствую, а потому, что он единственный человек, которому за долгие годы вообще было до меня дело. А ещё у него потрясающая улыбка.
— А ты до сих пор не понял? — Провожу пальцем по выемке на горле, ключицам, а Роджер вопросительно заламывает бровь, чуть ухмыляясь.