— Я вообще так себе знаток алкоголя, но "Бэйлис" вкусный, — смеётся Полина, найдя где-то две небольшие рюмки с расширяющимся кверху горлышком. — Паша говорит, что эту сладкую гадость нужно законом запретить. А мне нравится.
— Паша? — переспрашиваю, когда тягучая жидкость цвета кофе с молоком наполняет рюмки.
— Брэйн который, — снова смеётся и поднимает рюмку. — Не обращай внимания, они все держатся за свои прозвища как за какой-то внутренний код, что ли, и по имени себя называть разрешают, но не очень-то от этого в восторге.
Задумываюсь о том, что называю Роджера только так, никогда по имени. Странно, конечно, но так уж вышло.
— Давай за нас, что ли, выпьем? За таких умниц и красавиц, которых свет не видывал раньше.
Мне становится так смешно, что чуть не пополам сгибаюсь от хохота, а Полина вторит мне. Вдруг до слуха доносится какой-то странный звук, и я настораживаюсь, не в состоянии понять природу шума.
— Что это там? — спрашивает Полина, подскакивая на ноги. — Обычно, у нас тихо.
Из соседней комнаты, где Брэйн принимает клиентов, доносятся крики, маты, и я, не помня себя, распахиваю дверь. Снова возвращается беспокойство. Почему Роджер не возвращается? И хоть умом понимаю, что он взрослый человек со своими проблемами и устоявшейся жизнью, а я упала ему на голову, чуть не вынуждая разгребать мои неприятности… хотя да, я на этом не настаивала.
— Идите в комнату! — рявкает Брэйн, а я аж подпрыгиваю на месте от испуга. — Не на что тут смотреть.
Полина за моей спиной ахает, а у меня спазмом горло сжимается.
— Паша, не ори! — говорит Полина и берёт меня за руку. Это прикосновение успокаивает, и я немного прихожу в себя.
— Что с ним? — спрашиваю, наблюдая, будто из-за стекла за тем, как Арчи и Брэйн кладут Роджера на кушетку.
Мне кажется, что попала в какой-то тягучий ночной кошмар, из которого практически невозможно выбраться. Окружающую реальность воспринимаю точно обрывки киноплёнки. Вот Роджера кладут на опустевшую после ухода клиентки кушетку, убирают волосы с лица. Он вроде и дышит, а может быть, только так кажется? Сама не осознаю, как делаю шаг вперёд, потом второй, третий и вот я совсем рядом, хотя Брэйн что-то снова кричит, но наплевать. Я должна посмотреть, должна дотронуться, убедиться, что с ним всё в порядке.
Резкий запах алкоголя практически сшибает с ног, я морщусь, но это всё ерунда.
— Он живой? — вырывается прежде, чем успеваю о чём-то подумать.
— Живой он, что с ним будет? — ворчит Арчи, бросая на меня косые взгляды. — Бухой только в хламину. А ещё дерётся, еле дотащил его тушу сюда. Хотел в “Ржавую банку” отволочь, но до неё дальше, а он слишком сильно буянил, могли и в кювет вылететь.
— На байке, что ли, волок? — удивляется Брэйн, разминая шею. — Твою мать, здоровый он всё-таки бугай.
— Ага, конечно, — хмыкает Арчи и криво улыбается, — на байке мы бы до того света доехали быстрее, чем сюда. На фургоне нашем рабочем, пришлось спецом возвращаться за ним в мастерскую.
Брэйн стоит напротив, сложив руки на груди, и смотрит на лежащего на кушетке Роджера. Я присаживаюсь рядом на корточки и протягиваю руку, чтобы прикоснуться и ощутить его тепло. Главное, что живой...
— Ева, не трогай его лучше, — просит Арчи, касаясь моего плеча. — Он немного не в себе, сейчас двинет тебя, потом до смерти будет сам себя ненавидеть.
Отмахиваюсь от него, потому что знаю: в каком бы состоянии ни был Роджер, он не ударит меня. А если случайно? Ну и ладно, переживу.
Глажу по небритым щекам, провожу пальцами по линии носа, целую в искалеченный глаз. Он не шевелится, только глубоко и размеренно дышит, но, наверное, именно это ему сейчас необходимо.
— Чего он накидался так? — спрашивает Брэйн.
— А я знаю? Я приехал в “Бразерс” с одним заказчиком встретиться, а там шум, гам, переполох. Официанты бегают, глаза перепуганные. Говорят, мол, шеф с другом своим рыжим сначала дрался, а теперь заперлись и бухают.
— Ну и ты попёрся к ним? — хмыкает Брэйн.
— Само собой, буду я в углу отсиживаться. Да и любопытно.
— А Викинг что?
— Викинг тоже в сопли. Потому я рванул в “Ржавую банку” за фургоном и забрал оттуда Роджера.
Дальше не слушаю их болтовню, потому что совсем неинтересно, что там и как, главное, что расскажет мне Роджер, когда очнётся. Ничего не хочу знать, ни о чём думать. И вообще, была бы возможность, закрыла бы его от всего мира, потому что нутром чувствую, что ему больно. Не просто так он напился, не просто так дрался, что-то точно произошло. Только что?
— Ребята, может быть, домой его отвезём? — говорю, не обращаясь ни к кому конкретно. — Если это возможно, конечно…
— Слышь, Брэйн, вроде не дёргается?
— Я могу за руль сесть, — говорит Поля, — а вы его будете держать, если снова будет буянить.
— Он не будет, я уверена. — И ведь действительно верю в это. Может быть, я слишком много на себя беру, но почему-то кажется, что смогу найти способ его успокоить.