Корсар

Рвануло так, что ударная волна закрутила меня в воде, чуть не выбив из груди весь запас воздуха, я на мгновение потерял ориентацию, запаниковал, но тут же взял себя в руки и поплыл как можно дальше, насколько смогу. Если корвет загорелся (а он загорелся наверняка), то будет ещё один взрыв, когда пламя дойдёт до крюйт-камеры, и лучше бы в этот момент находиться где-нибудь подальше.

Так что я плыл изо всех сил, хотя лёгкие уже горели огнём, а желание всплыть и вдохнуть пересиливало почти всё на свете. Перед глазами поползли разноцветные круги, дальше терпеть было уже нельзя. Я поплыл наверх, неуклюже всплывая на поверхность и хватая ртом воздух вперемешку с морской водой. Позади горел французский корвет, зрелище завораживающее и жуткое, но в чём-то даже красивое. Пламя вздымалось почти до самых небес.

Я улёгся на воду, немного переводя дух. Надеюсь, парни меня заметят. Иначе придётся вплавь добираться до Авеса и куковать там, ожидая неприятной кончины, которую я обещал Клешне.

Огонь добрался до крюйт-камеры, раздался взрыв, и корвет снова скрылся в облаке кроваво-красного пламени. На всякий случай я снова нырнул, но в этот раз взрывная волна лишь немного толкнула меня в спину. Я уплыл достаточно далеко. Для профессионального пловца, конечно, результат посредственный, но для меня — едва ли не олимпийский рекорд. Самое главное, что я остался жив после этого заплыва.

На мгновение мелькнула мысль, что меня могут попросту бросить, ведь золото на бригантине, опасности больше нет, а капитан, вероятно, погиб во взрыве, но вскоре я увидел, что на «Поцелуе Фортуны» ставят парус и идут в мою сторону. Я поплыл навстречу, бултыхаясь на высоких волнах и чувствуя, что сил может и не хватить. Периодически я отдыхал, переворачиваясь на спину и отдаваясь на волю стихии, но этих мгновений отдыха, само собой, не хватало, чтобы набраться сил по-настоящему. Иногда грёб, лёжа на спине, но на высоких волнах это получалось не очень хорошо, и волны часто хлестали по лицу, заставляя меня переворачиваться, хватать воздух ртом и отфыркиваться.

Корвет продолжал гореть, выстреливая вверх снопами красных искр, дым клубился над водой, расстилаясь над волнами. Ладно хоть ветер успевал его развеивать прежде, чем дым добирался до меня. Вот была бы хохма, задохнуться от пожара и утонуть одновременно.

«Поцелуй Фортуны» приближался нависающей громадой, медленно и угрожающе, словно асфальтоукладчик.

— Капитан! Ты живой там? — крикнул кто-то сверху, из-за бьющих в глаза лучей солнца я не сумел разглядеть, кто именно.

— Пока да! — отозвался я, высунувшись из воды. — В дрейф ложитесь!

— Подожди, скинем что-нибудь! Трап сюда, живее! — раздался голос, в котором явно слышалось облегчение.

С подветренного борта скинули трап, я подплыл ближе, вцепился в него клещом, понимая, что подняться наверх самостоятельно уже не осилю.

— Тяните! — попросил я.

Меня втащили на борт бригантины, и я кулём рухнул на палубу, пытаясь отдышаться. Вокруг столпились флибустьеры, загораживая мне солнце, и я неопределённо помахал рукой, разгоняя их от себя. Мне нужно было всего лишь несколько минут, чтобы передохнуть.

Шон присел рядом со мной на корточки, и я покосился на него, тяжело дыша.

— Страшный ты человек, Андре, — тихо произнёс он.

Я усмехнулся в ответ.

— Я уж думал, вы отсюда сразу же сдёрнете, — выдохнул я. — Думал, бросите меня.

Шон подскочил, крестясь.

— Боже упаси! Ты бы нас всех нашёл потом и убил по одному, я же тебя знаю! — воскликнул он.

— Но мыслишки-то были, — хохотнул я.

— Перестань! — воскликнул он.

Я расхохотался, закашлялся и снова расхохотался. Да, пожалуй, он был прав. Я бы в лепёшку разбился, но нашёл бы и покарал всех, если бы они меня тут бросили. К счастью, не придётся.

— Валим отсюда, парни, — произнёс я. — И поскорее. Курс прямо на юг.

Два раза повторять не пришлось. Матросы принялись ставить паруса и разворачивать корабль, а я кое-как поднялся и заковылял к своей каюте, чувствуя, как болят все мускулы в теле, все до единого. Ну его к чёрту, повторять нечто подобное ещё раз я точно бы не решился.

В каюте на вешалке висели мои пистолеты и палаш, и я бережно снял их, с ощущением, будто встретил старых друзей. Всё же мне не хотелось утратить своё оружие, к которому я прикипел всей душой.

Немного передохнув в каюте, переодевшись в сухое и наспех перекусив, я вышел обратно на палубу, краем глаза замечая уважительные взгляды пиратов. Нужно было спуститься в трюм, проверить наше золотишко. Я сунул руку в карман, нащупал там деревянные чётки отца Стефана. Надо же, а про них я совсем забыл.

Я прошёл в трюм, где золото, переложенное в пустые мешки и бочки, спокойно ожидало своего часа. Всё же я немного нервничал, вспоминая все несчастья, произошедшие за то короткое время, пока мы шли от Тортуги до Авеса, но потом вспоминал слова священника и немного успокаивался. Чётки в руке придавали мне уверенности и отвлекали от ненужных мыслей.