Корсары Ивана Грозного

Царь Иван сидел в просторной избе на деревянном кресле, поставленном под иконами. Он был в дорожном платье. На поясе висела сабля, сверкающая драгоценными камнями, в руках царь держал плеть. Со всех сторон его окружали опричники. У самого кресла, держась за резную спинку волосатой рукой, стоял Малюта Скуратов. Когда привели Владимира Андреевича, в избе стало тихо. Всхлипывал, уткнувшись лицом в материнское платье, маленький сын князя.

— Ну, — произнес царь Иван, — говори!

Владимир, толстый и тяжелый мужчина, упал на колени перед двоюродным братом.

— Не виновен, поверь мне, великий государь и любимый брат, не умышлял я против тебя худого…

Рядом с князем на колени опустились княгиня Евдокия и дети.

— Помилуй нас, — просила Евдокия Романовна. — Ежели неугодны тебе, сошли в монастырь, пострижемся.

— Не виновен я, — опять сказал Владимир Андреевич, — но согласен постричься в монахи. Помилуй, великий государь и брат…

— Помилуй нас, государь, — вторили голоса княжеских детей.

Царь Иван задумался. Заметив колебания на его лице, Малюта Скуратов нагнулся к царскому уху и сказал:

— Матушка-то его, Евфросинья Андреевна, давно в монастырь пострижена, а что ни день, от нее всякие выдумки на твое здоровье, великий государь, и многие козни исходят.

В этот миг острый царский глаз заметил рыжего таракана, выползшего из щели противоположной стены. Недавно в избе обитали полчища тараканов, но перед царским приходом слуги долго шпарили кипятком по всем щелям.

Таракан пошевелил усами и пополз вдоль бревна к небольшому черному сучку, видневшемуся неподалеку.

Царь не спускал с него глаз. «Доползет до сучка, — решил он, — помилую князя Володимира, не доползет — казню».

Малюта Скуратов первый заметил, что молчание царя Ивана затянулось, и перепугался. А что, если он раздумает казнить брата и на этот раз? Однако нарушить царское раздумье он не посмел.

Василий Грязной видел, что царь пристально смотрит на стену, но не заметил таракана.

А таракан все полз к сучку.

Царь Иван решил было, что помилует, но близ смолистого сучка таракан резко свернул в сторону. «Не дополз, — с некоторым сожалением подумал царь, — делать нечего, видно, так бог велел».

И таракан перестал занимать его, царь словно очнулся.

— Не верю я тебе, злочестивец, — прихмурив брови, сказал он. — Федьку-повара я сам пытал, все его речи мне ведомы. Хотел ты меня погубить, подговаривал повара порошок в еду и питье мне сыпать, не удались твои козни. Сегодня от своего яда умрешь, из моей руки. Палачам не позволю великокняжескую кровь проливать. Подойди ко мне, Володимир…

В это время Малюта Скуратов подал золотую чашу с вином в руки царя.

Владимир Андреевич посмотрел на жену.

— Попрощаемся, мой господин и муж, — сказала Евдокия Романовна. — Не унижайся, не проси его.

Она поняла, что пощады не будет. С плачем прощались дети с отцом. С деревенской колокольни раздался медленный погребальный перезвон.

— Выпей, князь, — прозвучал скрипучий голос царя. — По твоей милости колокола звонят. — Он смотрел на сизый, вспухший нос брата, любившего выпить.

— Иди, — подтолкнула мужа Евдокия Романовна. — Мы не будем жить без тебя, скоро свидимся на суде у всевышнего.

Князь Владимир перекрестился, шагнул вперед, взял золотую чашу из рук царя Ивана. Лицо князя будто земля тронула — серое. Он вспомнил день, когда поверил своему брату и выдал тех, кто просил его на царство и подписал челобитную… Все они чередой прошли перед его глазами. «Зачем я поверил злодею, погубил себя и многих? Ежели бы я встал против него, может быть, и остался жив». Эта последняя мысль была невыносима. Он почувствовал себя необычайно гадко.

Не сказав ни слова, Владимир залпом выпил вино.

Несколько мгновений он стоял прямо, уставившись взглядом в глаза царю Ивану. Когда голова закружилась, он прислонился к стене, скользнул по ней и тяжело свалился на пол.

— Ты покушался на мою жизнь и власть, так умри же! — громко сказал царь.

Не прошло и пяти минут, как Владимир скончался в корчах и мучениях.

Когда он затих, царь Иван поднялся с кресла и подошел к Евдокии Романовне.

— Евдокеюшка, — сказал он ласково, — ты молода еще, и брат твой в опричнине, на что тебе умирать? Проси у меня милости.

Княгиня Старицкая стояла молча, не поднимая глаз.

Царь костяной рукояткой плети сбросил шапку с головы княгини.

Евдокия Романовна побледнела от оскорбления, губы ее задрожали.

— Что не смотришь на меня, красавица, али жить надоело? — с издевкой продолжал царь. — О твоем здоровье пекусь!

— Братоубийца, — с неженской силой сказала Старицкая. — Каин… Да, я прошу милости. Ты не посмеешь отказать. Дай мне вина, которым угостил моего мужа. Если не дашь — прокляну.

— Гриша, — сказал царь Иван, — налей вина для княгини. Я милостив, Евдокеюшка, — подавая чашу, продолжал царь. — Хочешь быть с мужем в небесах, иди, нам на земле вольготнее станет.

Царь захохотал. Его дружно поддержали опричники.

Княгиня бережно в обе руки приняла чашу.

— Цветочки мои, — обратилась она к детям, — отпейте по глотку и увидите своего папу, не бойтесь, здесь сладенькое.