— Не забудьте, о чем я вас просил, — сказал он мне, — и добейтесь от Джордано — я его также просил об этом в оставленном ему письме, — чтобы он ничего не рассказывал ни моей матери, ни брату. Позаботьтесь также о том, чтобы газеты ни словом не обмолвились об этом деле, или уж если и напишут что-нибудь, то пусть не упоминают имен.
— Вы все еще находитесь в этом ужасном убеждении, что дуэль будет для вас роковой? — спросил я.
— Я убежден в этом больше чем когда-либо. Вы мне, по крайней мере, оставьте это право, хорошо? Я должен встретить смерть как настоящий корсиканец.
— Ваше спокойствие, мой дорогой де Франки, велико, и это дает мне надежду, что вы сами в это не верите.
Он достал часы.
— Мне осталось жить еще семь минут, — сказал он, — возьмите, вот мои часы, сохраните их, я вас прошу, в память обо мне: это великолепный брегет.
Я взял часы и пожал руку де Франки.
— Надеюсь вернуть их вам через восемь минут, — возразил я.
— Не будем больше об этом говорить, видите, к нам вдут, — ответил он.
— Господа, — обратился к нам подошедший виконт де Шатогран, — здесь справа должна быть поляна, которой я сам воспользовался в прошлом году. Давайте ее поищем. Это будет лучше, чем в аллее, где нас могут увидеть и помешать.
— Ведите нас, сударь, — отозвался барон Джордано Мартелли, — мы пойдем за вами.
Виконт пошел первым, мы направились следом, образуя две группы. Действительно, скоро мы оказались, после тридцати шагов почти незаметного спуска, посреди поляны, которая раньше несомненно была дном водоема наподобие пруда в Отёе. После того как водоем высох, образовался овраг, окруженный со всех сторон склонами. Площадка как будто специально была создана, чтобы служить театром для сцены, подобной той, что должна была здесь разыграться.
— Господин Мартелли, — спросил виконт, — вы не хотите вместе со мной отсчитать шаги?
Барон утвердительно кивнул, и, идя рядом, они отмерили двадцать шагов.
Я на несколько секунд вновь остался один на один с де Франки.
— Кстати, — сказал он, — вы найдете мое завещание на столе, там, где я писал, когда вы вошли.
— Хорошо, — ответил я, — будьте спокойны.
— Господа, если вы готовы… — произнес виконт де Шатогран.
— Я готов, — ответил Луи. — Прощайте, мой друг, спасибо за все, что вы сделали для меня, не считая того, — добавил он с печальной улыбкой, — что вы для меня еще сделаете.
Я взял его за руку: она была холодной, но не дрожала.
— Послушайте, — сказал я ему, — забудьте видение этой ночи и цельтесь как можно лучше.
— Вы помните «Фрейшютца»?
— Да.
— Значит, вы знаете, что всякая пуля летит к своей цели. Прощайте!
По дороге он встретил барона Джордано (тот держал предназначенное ему оружие), взял пистолет, взвел курок, даже не посмотрев на него, пошел на свое место, отмеченное носовым платком.
Господин де Шато-Рено уже стоял на своей позиции.
В полном молчании оба молодых человека обменялись приветствиями со своими секундантами, затем с секундантами своих противников, а потом друг с другом.
Господин де Шато-Рено казался привычным к подобного рода делам. Он улыбался как человек, уверенный в своих силах. Возможно, он знал, что Луи де Франки сегодня впервые взял в руки пистолет.
Луи был спокоен и холоден; его красивая голова была похожа на мраморное изваяние.
— Итак, господа, — объявил Шато-Рено, — вы видите, мы ждем.
Луи посмотрел на меня в последний раз, а потом, улыбнувшись, поднял глаза к небу.
— Господа, приготовьтесь! — дал команду Шатогран.
Затем он стал считать, хлопая в ладоши:
— Один… два… три…
Два выстрела слились в один.
В это же мгновение я увидел, как Луи де Франки, дважды обернувшись вокруг себя, опустился на одно колено.
Шато-Рено остался стоять: слегка был задет лишь лацкан его редингота.
Я поспешил к Луи де Франки.
— Вы ранены? — спросил я.
Он попытался мне ответить, но не смог: на губах его появилась кровавая пена.
Тогда он бросил пистолет и поднес руку к правой стороне груди.
Мы с трудом рассмотрели на его рединготе дырку, в которую бы мог войти кончик мизинца.
— Господин барон, — закричал я, — бегите в казарму и приведите полкового хирурга.
Но де Франки собрал силы и остановил Джордано, сделав ему знак, что это уже бесполезно.
Тут он упал на второе колено.
Господин де Шато-Рено тотчас удалился, но оба его секунданта приблизились к раненому.
Мы же тем временем расстегнули редингот и разорвали жилет и рубашку.
Пуля вошла под шестым ребром справа и вышла немного выше левого бедра.
При каждом вздохе умирающего кровь толчками выливалась из обоих отверстий.
Было очевидно, что рана смертельна.
— Господин де Франки, — сказал виконт де Шатогран, — мы огорчены, поверьте, всей этой печальной историей и надеемся, что вы не держите зла на господина де Шато-Рено.
— Да… да… — пробормотал раненый, — да, я прощаю его… но пусть он уедет… пусть он уедет…
Затем он с трудом повернулся ко мне.
— Помните о своем обещании, — проговорил он. — А теперь, — сказал он, улыбаясь, — посмотрите на часы.
Он вновь упал и тяжело вздохнул.
Это был его последний вздох.
Я посмотрел на часы: было ровно девять часов десять минут.