Кортес

Лицо Мотекухсомы просветлело. Спала маска вежливой отчужденности, в глазах исчез настороженный блеск. Вообще, обстановка в парадном зале как-то сразу разрядилась. Что-то человеческое, не связанное с государственными делами, с опасливым недоверием друг к другу, появилось в их отношениях. Уместными оказались и подарки, которые щедрой рукой принялся раздавать Мотекухсома. Комплектов хлопчатобумажных нарядов, которые через открытые ворота начали заносить специально приготовленные таманы, хватило бы не только на испанское войско, но и на всех союзников. Все, кто находился при беседе, получили золотые цепи и другие украшения. Берналь Диас потом долго разглядывал удивительно тонкую работу, с которой были отлиты звенья доставшегося ему подарка.

С наступлением сумерек тлатоани покинул дворец Ашайякатла. Кортес, отдав соответствующие распоряжения, взобрался на стену, откуда с башни центральных ворот наблюдал, как процессия направилась к дворцу Мотекухсомы. Прохожих на улицах было много. Люди прогуливались, кое-кто спешил закончить дневные дела. Многие располагались на крышах своих домов. На вершинах пирамид и в храмовых дворах время от времени гулко били священные барабаны. Горели костры… Город погружался в ночь, странно-обычную после такого удивительного дня, на редкость тихую, теплую, звездную…

Дон Эрнандо взмахнул рукой. В то же мгновения вся испанская артиллерия произвела холостой залп. Ужас пал на громом пораженный город. Люди на главной пощади замерли, потом бросились врассыпную.

Глава 7

Это решение было трудным, но неизбежным. Взяв в заложники Мотекухсому и его ближайшее окружение, мы тем самым ставили точку в долгом и многотрудном походе. При благоприятном исходе дело оставалось бы за малым внушить правителю мысль о необходимости спасения своей души и привести владыку Мехико в христианскую веру. Этот план мы ещё на пути в Теночтитлан детально обсудили в своем кругу. Нашелся и повод — во время нашего пребывания в Чолуле индейцы на побережье совершили нападение на город Веракрус. В результате умер от ран комендант крепости Эскаланте и ещё несколько наших людей. Один человек попал в плен, его отрубленную голову доставили Мотекухсоме. Голова была столь велика и бородата, что этот князек не посмел отправить её в хранилище черепов и приказал похоронить в земле.

Сразу после прибытия в столицу я взял инициативу на себя. Сеньоры сподвижники, донна Марина упорно настаивали на том, чтобы сразу после прибытия во дворец отца Мотекухсомы, пленить его. Я был единственный, кто не потерял голову в тот необыкновенный, сказочный день. Чутье и на этот раз не подвело меня. Просто так взять и задержать великого тлатоани означало немедленный бунт, нападение на дворец, в котором мы ещё не успели обосноваться, наладить оборону. Тем самым нам пришлось бы воевать в невыгодных для нас условиях. Мне удалось доказать, что в этом вопросе нельзя действовать безоглядно, под действием минутных настроений. Согласен, возможно, я в какой-то степени поддался на их уговоры и немного поспешил с пленением Мотекухсомы, однако меня тоже надо понять — цель, к которой мы так долго стремились, была в пределах досягаемости. Я пришел к выводу, что в этих условиях можно упростить подход к сложившейся тогда в Мехико ситуации. Мне пришлось долго объяснять падре Гомаре, что вряд ли в исторической хронике, которую он так добросовестно составлял, надо упоминать о подобном несогласии в наших рядах, о мелких промашках, которые обнаружились во время выполнения давно разработанного плана. Я ему долго объяснял, что задержание Мотекухсомы никак нельзя считать пленом. В кандалы он был закован неделю спустя, когда я вновь попал в безнадежную, немыслимую ситуацию. Судьба в который раз не оставляла мне выбора. Вот почему я особенно настаивал, чтобы в своем труде падре Гомара писал только правду, одну только правду, но правду обобщенную, лишенную налета сиюминутности, случайности.

Дон Эрнандо откинулся в кресле, зашелся от кашля, долго смотрел, как солнечная тень медленно брела по внутреннему дворику, куда выходили окна его кабинета. Вот прозрачные сумерки накрыли завесь плюща на стене, потом подступили к зарешеченным окнам, где на балконной полке были выставлены горшки с кактусами, которые донна Хуана привезла с собой из Мексики. Чем понравились ей эти колючие, неуклюжие создания? Там, в Новой Испании, этой пакости видимо-невидимо, разнообразие форм неисчислимо. Их высаживают вместо заборов, с помощью «органос» указывают границы владений, алоэ вырастает до высоты двух человеческих ростов и листья у него мясистые, похожие на изогнутые сабли. Вот ещё дьявольское создание, называемое «опунция». Это настоящие деревья, только вместе нежной (как я позволил себе выразиться в одном из стихотворений) и навевающей прохладу листвы, на ветках растут плотные, покрытые колючками лепешки. Мясистые, неприятные на вид…