- Я спал, когда его украли.
- И не слыхал, как кто то забрался в квартиру и унес портфель?
- Не слыхал.
- А как портфель очутился на чердаке?
Вместо ответа Фургон пожал плечами, губы у него задрожали.
«Мучаю ребенка», - подумал Миша.
- Слушай, Андрей, - сказал Миша, - твоего отца убил негодяй, мерзавец. Неужели ты будешь его защищать?
- Но ведь я ничего не знаю! Меня и следователь вызывал, и мама спрашивала. А что я знаю? Я спал. Я не видел, кто стрелял.
- Но сам ты как думаешь: Витька виноват?
Андрей молчал.
- Что же ты молчишь? Ты его боишься? Кого ты боишься?
- Никого я не боюсь, - ответил Андрей, потупившись.
- Ну, так говори!
- Ничего я не знаю. И про Витьку не знаю: он украл или нет - не знаю.
- А зачем ты с ним водился?
- Я не с ним, а со Шнырой, а уж потом вместе…
- Что вместе?
- Ну, были вместе.
- А револьвер ты видел у Витьки?
- Нет.
- Честное слово?
- Честное слово!
Миша смотрел на Фургона. Не может быть, чтобы врал, не похож на лгуна, неуклюжий, добродушный мальчишка, ничего в нем нет воровского, блатного, ничего хитрого, лукавого.
Все же Миша переспросил:
- Значит, у него не было револьвера?
- Я не знаю: был или не был. Только я не видел, он мне не показывал.
- А ты говорил кому нибудь, что твои уйдут в театр?
- Никому не говорил. Я сам не знал, что они пойдут. Меня позвали со двора, сказали: уходим, оставайся дома, ложись спать. Я и лег.
- Хорошо. А во второй раз? Ты знал, что твои собираются на дачу?
- Знал.
- Говорил кому нибудь?
- Чего?
- Что твои уезжают на дачу, говорил кому нибудь?
- Нет…
Андрей вдруг осекся, растерянно посмотрел на Мишу…
От Миши это не ускользнуло.
- Сказал кому нибудь, вспомни! Это очень важно.
Андрей снова потупился, потом тихо проговорил:
- Витьке сказал.
- Значит, Витька знал, что твои уезжают на дачу?
- Знал, - прошептал Андрей.
- Зачем ты ему сказал?
- Сказал…
- Он спрашивал тебя?
- Нет.
- Зачем же ты сказал?
- Витька нам говорит: поедем в воскресенье на Дорогомиловское кладбище синичек ловить. А я ответил: не могу я, наши в субботу уезжают на дачу и мне велели сидеть дома. Вот так он и узнал про дачу.
- Кто при этом был?
- Ну, кто… Я, Шныра, Паштет, Белка.
Черт возьми, все сложнее, чем он думал!
- Слушай меня внимательно, Андрей! Ничего и никого не бойся. Скажи мне правду, Витька брал портфель?
Андрей, потупившись, молчал.
- Из тебя все приходится вытаскивать клещами.
- Все говорят, что украл.
- И убил он?
- Все говорят, что убил.
- А ты, ты как думаешь?
- Я не верю, - прошептал Андрей.
Итак, Витька знал, что Зимины уезжают на дачу, и, конечно, видел, как они уходили в театр. В обоих случаях ему было точно известно, что никого, кроме Андрея, дома нет.
Серьезная улика. Многое меняет.
Неужели правы эти таинственные «все», а он не прав?
Может быть, неприязнь к Навроцкому мешает ему быть объективным? Он настолько уверовал в его виновность, что не видит фактов, уличающих Витьку, не хочет их видеть, игнорирует. И Фургон недоговаривает. Кого он боится? Шныру? Паштета? Белку? Главный у них, после Витьки, безусловно, Шныра, правая рука атамана. Андрей под его покровительством, под его влиянием. Не его ли боится Андрей?
Миша проводил Фургона на кухню и позвал Шныру. Тот не стал ожидать разрешения Кита, скинул фартук, с отвращением отбросил нож и вышел с Мишей во двор.
В отличие от Фургона, Шныра категорически объявил:
- Никакого портфеля Витька не брал, а уж убивать… Никого не убивал.
- Как это ты можешь утверждать? Ты все его дела знаешь?
- Знаю.
- Выгораживаешь Витьку.
- Не выгораживаю, а правду говорю.
- Ты же был со мной в цирке. Откуда ты знаешь, что в это время делал Витька? Когда мы были в цирке, как раз и убили Зимина.
- Все равно Витька не убивал.
- А буфет в кино вы обворовали?
Шныра молчал.
- Молчишь?! Не хочешь правду говорить? Почему же я должен тебе верить про Витьку, раз ты не хочешь говорить правду про буфет?
Не глядя на Мишу, Шныра сказал:
- Да, в буфете мы взяли.
Миша пристально смотрел на Шныру. Его признание говорит о многом. Понимает, что сейчас не время лгать: решается судьба Витьки. Этому парнишке можно верить. Миша поверил.
- Что взяли?
- Пирожные, конфеты, ситро, монпасье две банки.
- Вот видишь, - сказал Миша. - Раз Витька обокрал буфет…
- Не Витька, а мы все.
- Без Витьки вы бы этого не сделали. Не сделали бы, а?
Шныра пожал плечами, не знал, что ответить.
- Витька вас учил воровать, - продолжал Миша. - Он блатной и вас хотел сделать блатняками.
- Витька не блатняк! Не водился с ними и нам не давал. Он, когда узнал, что Белка водится с Шаринцом, сказал, что не возьмет ее в Крым.
- Разве Белка водится с Шаринцом?
- Раньше водилась.
- А сейчас?
- Разговаривала. Витька спрашивает: говорила с Шаринцом? А она отпирается - нет, не говорила. Врет! Витька ей сказал: будешь с Шаринцом - не поедешь в Крым.
- А о чем Белка разговаривала с Шаринцом?
- Не знаю, стояла у витрины и разговаривала.
- Ну, и что Витька?
- Витька и говорит: не смей водиться с Шаринцом, он ширмач, к нашим деньгам подбирается.
- К каким деньгам?
- А что мы на Крым собирали.
- Те, что в жестяной банке были, в чуланчике?
- Ага.
- Он хотел, чтобы Белка украла эти деньги?