Кортик. Бронзовая птица. Выстрел

- Дядя Василий, дай я полью! - попросил Миша.

- Нечего, нечего! - Дворник, видимо, был не в духе. - Много вас тут, поливальщиков! Баловство одно.

Миша испытующе посмотрел на дворника и осторожно спросил:

- Что это ты, дядя Василий, плотничать начал?

Дядя Василий в сердцах тряхнул кишкой и обдал струей воды окна второго этажа.

- Филин, вишь, за свой склад беспокоится, а ты заколачивай. Пристал, как репей. Из подвала к нему могут жулики залезть, а ты заколачивай. В складе-то, окромя железа, и нет ничего, а ты, обратно, заколачивай. Баловство одно!

Вот оно что! Филин велел забить ход в подвал. Тут что-то есть. Недаром Борька не пускал его вчера в подземный ход… Это все не зря!

Борька торговал у подъезда папиросами. Миша подошел к нему:

- Ну, пойдем в подвал?

Борька осклабился:

- Держи карман шире! Ход-то заколотили.

- Кто велел?

Борька шмыгнул носом:

- Кто? Известно кто: управдом велел.

- Почему он велел? - допытывался Миша.

- «Почему»… «Зачем»… - передразнил его Борька.- Чтобы мертвецы не убежали, вот зачем… - И, отбежав в сторону, крикнул: - И чтобы ослы, вроде тебя, по подвалу не шатались!..

Миша погнался за ним, но Борька юркнул в склад. Миша погрозил ему кулаком и отправился в клуб…

Записка Журбина подействовала. Митя Сахаров отвел ребятам место, но предупредил, что не даст им ни копейки.

- Основной принцип театрального искусства, - сказал он, - это самоокупаемость. Привыкайте работать без дотации… - И он наговорил еще много других непонятных слов.

Шурка Большой назначил испытания поступающим в драмкружок. Он заставлял их декламировать стихотворение Пушкина «Пророк». Все декламировали не так, как следовало, и Шура сам показывал, как это надо делать.

При словах: «И вырвал грешный мой язык» - он делал зверскую физиономию и отчаянным жестом будто вырывал свой язык и выбрасывал его на лестницу. У него это здорово получалось! Маленький Вовка Баранов, по прозвищу Бяшка, потом все время глядел ему в рот, высматривая, есть там язык или уже нет.

После испытаний начали выбирать пьесу.

- «Иванов Павел», - предложил Слава.

- Надоело, надоело! - отмахнулся Шура. - Избитая, мещанская пьеса. - И он, гримасничая, продекламировал:

Царь персидский - грозный Кир
В бегстве свой порвал мундир…

Знаем мы этого Кира!.. Нет, не пойдет,- добавил он не допускающим возражений тоном.

После долгих споров остановились на пьесе в стихах под названием «Кулак и батрак»: о мальчике Ване - батраке кулака Пахома.

Шура будет играть кулака. Генка - мальчика Ваню, бабушку мальчика Вани - Зина Круглова, толстая смешливая девочка из первого подъезда.

Миша не принимал участия в испытаниях. Подперев подбородок кулаком, сидел он за шахматным столиком и все время думал о подвале.

Борька обманул его, нарочно обманул. Он сказал отцу, и Филин велел заколотить ход в подвал. Значит, есть какая-то связь между подвалом и складом, хотя склад находится в соседнем дворе.

Что же угрожает складу, где хранятся старые, негодные станки и части к ним? Эти части валяются во дворе без всякой охраны. Кому они нужны? Кто полезет туда, особенно через подвал, где нужно ползти на четвереньках?..

И потом, ведь Филин - может быть, это тот самый Филин, о котором говорил ему Полевой. Миша вспомнил узкое, точно сплюснутое с боков, лицо Филина и маленькие, щупающие глазки. Как-то раз, зимой, он приходил к ним. Он дал маме крошечный мешочек серой муки и взял за это папин костюм, темно-синий костюм с жилетом, почти не ношенный. Он все высматривал, что бы ему еще выменять. Его маленькие глазки шарили по комнате. Когда мама сказала, что ей жалко отдавать костюм, потому что это последняя память о папе, Филин ей ответил: «Вы что же, эту память с маслом собираетесь кушать? Ну и кушайте на здоровье».

Мама тогда вздохнула и ничего ему не ответила…

Нет! Нужно обязательно выяснить, в чем тут дело. Пусть Борька не думает, что так легко провел его.

Миша встал, внимательным взглядом обвел клуб. А нельзя ли попасть в подвал отсюда? Ведь клуб тоже находится в подвале, правда под другим корпусом, но это неважно: как-то он должен соединяться с остальной частью здания.

Миша обошел клуб, тщательно исследовал его стены. Он оттягивал плакаты, диаграммы, залезал за шкафы, но ничего не находил. Он зашел за кулисы. Пол был завален всякой рухлядью. В полумраке виднелись прислоненные к стенам декорации: фанерные березки с черно-белыми стволами, избы с резными окошками, комнаты с часами и видом на реку.

Миша раздвигал эти декорации, пробираясь к стенке, как вдруг из-за кулис появился товарищ Митя Сахаров:

- Поляков! Что ты здесь делаешь?

- Гривенник затерялся, Дмитрий Иванович, никак найти не могу.

- Что за гривенник?

- Гривенник, понимаете, такой круглый гривенник,- бормотал Миша, но глаза его неотступно смотрели в одну точку. За щитом с помещичьим, в белых колоннах домом виднелась железная дверь. Миша смотрел на нее и бормотал: - Понимаете, такой серебряный двугривенный…

- М-да… Что за чепуха! То гривенник, то двугривенный… Ты что, с ума сошел?