Кортик фон Шираха

У кондитерской фрау Шмук спешился, прислонил транспорт к стене дома. Этот не украдут, даже приглядывать не надо, на черной раме имперский номерной знак о статусе сигнализирует.

Звякнул дверной колокольчик, под его дружеское приветствие Отто вошел в знакомый ванильный запах. Как-то не празднично тут сегодня. Посетители приглушенно шепчутся, фрау Шмук в черном переднике и с черной лентой в волосах. Взгляд потухший, глаза ввалившиеся, сетка морщин вокруг них. Будто вчера еще упругая кожа полна влаги была, а сегодня высохла вся, выплакалась за ночь.

Отто подошел к прилавку, взглядом Оттилию поискал. Привычный порядок среди эклеров и прочих сладостей сегодня нарушен, вразнобой все лежит, да и свежесть явно вчерашняя. Фрау Шмук заметила Отто, кивнула, не пошутила как обычно, не поздоровалась, не предложила ничего. Просто голову опустила, будто и не ему совсем приветствие адресовано было. Хотя взгляд этот, полный тоски, Отто на вдохе почувствовал, аж горло свело.

– Здравствуйте, фрау Шмук! – сказал Отто предательски дрогнувшим голосом. – Оттилия здесь?

Фрау Шмук отрицательно покачала головой, достала платок из кармана передника, смахнула случайно оставшуюся слезу.

Стоявший в короткой очереди к кассе пузатый господин, сделав шаг к юноше, шепнул на ухо:

– Горе у них в семье случилось. Вчера убили племянника фрау Шмук, кузена Оттилии, значит. Вот прямо тут недалеко, у храма святой Ядвиги зарезали.

– Коммунисты постарались… – очередь начала стрелять одиночными выстрелами новостей. – Сволочи… Рейхстаг… пожар… праздник… Олимпийские игры… храм… язычники… дикари…

– Как ппп…племянник? – Отто не узнал звука собственной речи. Не голос, а писк какой-то комариный. – Чей кк. кузен?

Очередь уверенно ответила короткими очередями:

– Фрау Шмук племянник.

– Оттилии Шмук кузен.

– В церковном хоре не так давно.

– Голос тренировал…

– Студент музыкального училища.

– Говорят, неплохой оперный певец вышел бы.

– Хороший парень.

– Девушка у него в Кройцберге, говорят, сегодня чуть руки на себя не наложила, из петли вынули, – пальнула длинной очередью слов пожилая дама, позади пузатого.

На ватных ногах, еле передвигая форменными ботинками, Отто вышел на улицу. Механически взялся за руль велосипеда, не попытавшись сесть в седло, покатил рядом с собой, глядя в землю. Вот он, Отто идет, а точнее падает вперед, и чтобы не упасть, ногу предупредительно выставляет. Это и есть ходьба – падения вперед, предупреждаемые выставлением ног. А вот колесо велосипеда едет. Как описать движение колеса Отто не понимал. Для велосипедной шины – это карусель вечная, круговое соприкосновение точек поверхности резины с поверхностью земли. А для велосипедной рамы это полет. И как там себя шины чувствуют, ни стальную раму велосипеда, ни его седока ни капли не интересуют. Совсем как у военного летчика: никакого интереса, как там себя чувствуют те внизу, на кого его бомбы из чрева самолета нацелились.

Отто шел, глядя на череду своих ботинок: левый, правый, левый, правый и на мельтешащий узор велосипедного колеса. Какой-то белый лоскуток к колесу прилип, и каждую секунду, с новым оборотом, он Отто обгонял. Появлялся откуда-то, обгонял и стекал вниз, чтобы снова появиться.

* * *

Отто плохо помнил, как прошли оставшиеся олимпийские дни в Берлине. Механически выполнял поручения принца. Безвкусно ел иногда.

Помнил еще, как тупо смотрел сквозь окна автомобиля на пейзаж за окном, фокусируя взгляд то на нем, то на дождевых каплях, устроившихся на боковом стекле, когда министерское авто везло их по автобану в Бюккебург, столицу княжества Липпе.

Отто почему-то очень отвлеченно думал об Оттилии и фрау Шмук. Они буквально сразу после выхода его из дверей кондитерской будто растворились из памяти, оставив лишь две вспышки-картинки: целующая Михаэля в щеку Оттилия и траурный передник фрау Шмук. Это Отто видел отчетливо, все остальное либо не всплывало из глубин памяти, либо выглядело, как глаза под водой открыть – очертания и цвета есть, а цельности картинки – нет.

Чаще, сквозь сумрак воспоминаний, Отто видел кортик Бальдура фон Шираха, – этот парадный, не предназначенный для убийств клинок, по воле Отто, вкусивший человеческой крови. Как он оказался в его руке? Отто был уверен, что не вынимал его из ножен. Оружие просто само впрыгнуло в кисть и сжало пальцы. Отто неотрывно следил за его перемещениями: красный футляр в шкафу в апартаментах принца, фибровый дорожный чемодан с такими же, как он несколькими соседями – кортиками лидеров Империи, сейф в родовом замке цу Шаумбург-Липпе, и наконец, церемония в родовой часовне, под строжайшим секретом, в присутствии кого-то из общества «Аненербе».