— А что было ночью? — не дослушав, я задрал ей юбку, подхватил за бёдра и, усадив на столешницу, встал между её ног, прижавшись так сильно, что сам мгновенно пожалел.
— Отодвинься, — попыталась отстраниться она, но только ещё сильнее привлекла тем, что прогнулась и подчеркнула все свои бесподобные формы да линии, начиная с гибкой шеи, пышной груди, тонкой талии и заканчивая этими… безумно сексуальными острыми коленками, что беспокойно летали вокруг меня в попытке освободиться.
— Я просто поговорить хотел.
— Не нужно так близко, я тебя прекрасно слышу на расстоянии. — Её голос вдруг сорвался на хрипотцу, и меня бросило в дрожь. А тут ещё её ладони упёрлись в мою грудь, буквально плавя тело.
— Я должен кое-что сделать… помочь…
— Мне? — с вызовом хохотнула она. — Мне не надо помогать!
— Не спеши, девочка. Я мог бы помочь тебе… — начал было я, но горло внезапно перехватило: я рассматривал трепещущую Акаду, и меня скручивало в пружину, в ураган, давление то сжимало, то расширяло сосуды внутри меня. Я замолчал и окинул Акаду недвусмысленным взглядом.
— Надо подождать полнолуния, — прошептала она, взирая на меня широко распахнутыми глазами, — Риши, остановись, пожалуйста.
— Я ничего не делаю, — почти не соврав, шептал в ответ я, жадно водя ладонями по её оголённым бёдрам. — Но если ты не прекратишь так дёргаться и ёрзать, так бесстыдно крутить своей восхитительной попой на этом столе, то не уверен, что сдержусь.
— Тогда убери руки. И я перестану нервничать и крутиться. Полнолуние… — вновь напомнила она.
— Хватит уже о полнолунии! Ты хочешь меня, Акада, независимо ни от какого-то там полнолуния и вынужденного совместного проживания. И хочешь прямо сейчас!
— Я? Нет же! Что ты! — От притворного возмущения задохнулась она, но её шея и грудь покрылись испариной, нагло опровергая ложь, и я нервно облизал губы, едва сдерживаясь, чтобы не облизать и всю девушку с ног до головы. — Ты ошибаешься, Риши. Я совсем не хочу! А вот ты хочешь. И готов лишить нас единственной надежды на побег, не дождавшись нужного дня.
Тут не поспоришь. Желание действительно причиняло физическую боль, хотелось выть от безнадёжности, от осознания того, что Акада права и мне стоит остановиться и подождать этого долбаного полнолуния… Хотелось кричать от наслаждения, потому что её пальцы уже давно плясали огненный танец под моей одеждой. Хотелось большего настолько сильно, что казалось, меня разорвёт.
— Ты сама не убираешь руки. — Я поймал свой взгляд в отражении зеркала: пьяный, затуманенный, ничего не соображающий…
— Я?
— Да, ты… гладишь меня…
Она неохотно вытащила руки из-под моей сорочки и прибрала растрепавшиеся волосы. Её щёки горели; грудь учащённо вздымалась, норовя выпрыгнуть из порванного платья; на шее призывно сигналил пульс, а я зачарованно смотрел на изящные, тонкие запястья, украшенные многочисленными браслетами, и окончательно сходил с ума. Горячая кровь стучала у меня в висках, разливаясь нестерпимым жаром по венам, и стоило Акаде сделать едва заметное, нетерпеливое движение бёдрами, как я понял, что пропал: самоконтроль рассыпался в прах. Я уже ничего не соображал, когда, припав губами к её запястью, почувствовал, как Акада обхватила меня ногами, прижав к себе.
Со стола падали какие-то шкатулки; на пол полетела пудра, поднявшись розовато-белым облаком, туда же отправились расчёски, гребешки, заколки, флаконы, а мои ладони то и дело оставляли отпечатки на запотевшем зеркале…
От наших синхронных и вполне однозначных движений, от её частого и шумного дыхания, от нетерпеливых стонов во время ненасытных, глубоких поцелуев я окончательно распрощался с собственным рассудком и точно не стал бы уже дожидаться никакого полнолуния, если бы не… Юс. Он внезапно вырос в проёме ванной комнаты и своим «кхм-кхм, простите, что помешал» прервал нашу страстную идиллию.
Могу точно сказать, что моё лицо, с которым я повернулся к королю, не демонстрировало ни капли дружественности. И Юс это отлично понял. На его физиономии застыло точно такое же выражение враждебности и ярой антипатии.
Наверное, целую минуту мы сверлили друг друга хищными взглядами. В это время не существовало уже короля и его гостя. Как ни обидно это признавать, но главный инстинкт, как у людей, так и у нефилимов — животный. Очень хотелось схватки. За самку. Кровопролитной такой схватки и чтоб обязательно с летальным королевским исходом. Чтобы я увидел его поверженным, с разорванной глоткой, размозжённой головой, вырванным сердцем и размётанными кишками. Вероятно, он желал подобного и мне.
Когда же Юс скользнул взглядом по разгорячённой Акаде и её обнажённым ногам, обвивавшим моё тело, я не выдержал и прорычал:
— Ты что-то хотел, Юс?
— Ты уже сообщил ей?
— Нет, ещё не успел. Нам как-то не до этого… сейчас.
— Я заметил, — зло сощурился Юс.
Его ноздри трепетали, словно у загнанного жеребца, кулаки сжались, оголённые предплечья украсились жгутами надутых вен.