Корзина полная персиков в разгар Игры

– А Вы бы спросили народ, что он выберет: сохранение веры отцов, или Вашу новую жизнь на басурманский лад?

– Для того мы и должны просвещать народ, чтобы он сделал верный для себя самого выбор. И в этом великая миссия передовой русской интеллигенции! Её изначальное предназначение! – седой старик сверкает глазами убеждённый в своей неоспоримой правоте.

– А что Вы думаете на этот счёт, позвольте спросить? – обратился к соседке-институтке Серёжа.

– В политике я понимаю мало, но внутренним чувством я за батюшку… Только не говорите об этом тёте, пожалуйста! Она считает, что я получила излишне консервативное воспитание. Они борются с отцом моим за «политическое влияние» на меня.

– Я тоже на Вашей стороне. Мы в Первопрестольной консервативнее вас тут.

– А правда, что Вы – поэт? – прозвучал неожиданный вопрос, от которого соседка-институтка сама покраснела.

– Да, это так, хотя… Да какой я поэт, так… – Сергей окончательно смутился.

Неожиданно зазвучал сумрачный голос студента Якова:

– Прогресс необходим и строй менять придётся на конституционный, но нельзя же отнимать у людей веру. Такое может плохо кончится, – когда тихий студент нервничал, нос его начинал жить независимой жизнью и уже не соответствовал выражению эмоций его глаз.

– Какие вы тут убеждённые собрались, как я посмотрю, – рассмеялся Василий Маклаков, распахивая свой изысканный костюм, – Ладно бы один Его Благословение, а то и молодёжь туда же. Эдак мы далеко не пойдём, господа. Прогресс не терпит его отрицания. Или мы – великая держава или мы катимся на дно технической отсталости, и нас постепенно и элементарно завоёвывают. Всё очень просто, но, к сожалению, далеко не все в верхах понимают столь простые истины. Выживает сильнейший, а не добренький с иконой и в лаптях. Пора сменить лапти на калоши, господа! Не говоря о нашей политической отсталости: и по нынешнему времени приговорить в каторгу ничего у нас не стоит.

– Вы говорите «нас завоюют». Да если вы отнимете у нашего народа веру православную и царя-самодержца, кто же за вас воевать станет? Народ не пойдёт жизнь класть за чужеземные политические системы, вот тут-то нас и завоюют, – отец Виссарион махнул рукой, – Да что говорить, Вы смотрите на меня как на неуча и мракобеса, что Вам со мною разговаривать.

– Буколическая идиллия какая-то выходит у Вас…

Тут вмешалась хозяйка и попыталась сменить тему, ибо в салоне, подразумевающем вальяжную беседу об искусстве, возобладала политика и возникла непозволительная атмосфера противостояния: «Да что за наказание с ними со всеми! Скоро и собираться станет невозможным! Все предельно погрузились в политику и сходят с ума!» Самый юный из приглашённых, студент в маленьких оловянных очках, хватил лишнего и уже сидел у окна, погрузив длинный нос в расцветшие анютины глазки. Заметив это, Ольга отвела его соседнюю комнату и уложила на диван.

– Милее всех драгоценных камней Цейлона мне тонкий рисунок на поверхности свежеочищенного, едва созревшего конского каштана. Увы, он сохраняется недолго. Не камень он, но если бы окаменел! О, стал бы он царём камней! – рассуждала, вращая очами Аглая, сидевшая рядом с Маковским.

– О да! Свежий Конский каштан с рисунком разреза самоцвета – великолепно! – поддакивал тот, положив свою ладонь на тонкую ручку очередной раз чрезмерно взволнованной девицы, – Но против непрозрачных полудраг ничего не имею. Нефрит и опал люблю, а Вы как?

– Нефрит прекрасен! Спору нет! Полупрозрачность тонкой пластинки сводит с ума!

Гости начали постепенно расходиться. Первым покинул гостеприимный дом Яков Шкловский. Его примеру последовал вечно занятый деловитый Маклаков.

– Имею честь кланяться, Ольга Сергеевна, – с этими словами Кока припал к нежной ручке хозяйки дольше положенного, оправдывая это, для себя и других, излишком шампанского.

– Ну а мы, с Вашего позволения, ещё посидим за зелёным сукном, – сказали Муромцев с владельцем черепахового пенсне, давно норовившие засесть за карты, – за винишком поблагодушествуем, да не оскудеет сие жилище!

«Позабывшиеся, потерявшие себя люди. С такими покачнётся православие» – с грустью думал про себя отец Виссарион, покидая этот дом. Когда Сергей вернулся в квартиру, оставленную ему другом на время приезда в Петербург, он тут же кинулся к столу и схватился за перо. Излишне торжественные строки тут же заставили автора перечеркнуть их:

«Пронжу Россию я стихом,

Глаголом всех обезоружу!»

«Такое в наше время не оценят. Всех их не вдохновишь на подвиги во имя Отечества более. Большинство издателей такое печатать не станут… Без разочарованности, без толики декаданса не пройдёт. Дожили. Почему же свет клином на декадентах сошёлся?! Не это ли предвестие конца, заката России?» Вслед за тем он, глумясь над самим собой, вывел:

«Прикорнул я у ракиты:

Вся судьба моя разбита!» И откинул перо в угол стола: «Хоть тресни синица, а не быть журавлём, как говаривал отец».

9. Некоторое прояснение ценой ушей

«Когда порок грандиозен он меньше возмущает».

Г. Гейне