Читаем Косьбище полностью

Теперь дрючок в сторону Ивашки. Как я со своими, со слугами верными... Как укротитель с дикими зверями на арене. А он же мне жизнь спас. И ещё спасёт. Если удержу его... "в воле моей".

-- Поднял задницу. Дошёл до коней. Глянул. Вернулся. Делай.

Сидит, смотрит. А у меня уже губы пляшут. Не как от сдерживаемого плача, а как в святилище было -- зубы обнажают и подёргиваются. Господи, я же его убью. Прямо здесь. Ножиком засапожным зарежу. Своего первого "верного". Спасителя и учителя. Если не сделает "по слову моему".

Ивашко выдохнул, опустил глаза, неловко поднялся, бочком протиснулся к выходу, вышел во двор. Ноготок с Николаем глаз не поднимают, в пол смотрят. Им -- стыдно. Им-то что? А -- стыдно. Как бывает стыдно гостям, попавшим под семейный скандал хозяев. Но ни один - ни слова в защиту. Так-то, Ванюха: "Разделяй и властвуй".

Ивашко вернулся, сел молчки в углу, глаз не поднимает. Все молчат. Каждый в свой угол глядит. Как на похоронах. Так ведь и похоронили. Идею "свободы, равенства, братства" в отдельно взятом коллективе. Хозяин здесь -- я. И мне решать -- кому из них сколько "вятшести" дозволено иметь.

Ну вот, уже и в избу зовут. И прямо к столу. Правда, ещё не накрытому. Только хлеб нарезанный на доске, да ложки. Класс. Одному ложки не хватает. Объяснить -- кому? И места на лавке мало. Лады, этно-ритуально-этикетствующие предки... - это даже забавно. Где-то кому-то.

Остался стоять у порога. Теперь Николай включился. Ну, конечно, я же Ивашку уел, следующий по старшинству, по сроку выслуги у меня, пытается взять власть в свои руки. В свойственном ему стиле:

-- Ты, боярыч, присядь там. Чего стоять-то? В ногах правды нет.

Заботливый ты наш. Нет чтобы своё место уступить, просто на лавке подвинуться, просто подождать пока господин сядет... Так-то оно так. Но за стол садятся по старшинству. А я перед местными своё как-бы боярство не показывал, одежонка у меня простая, селянская. Опять же, русская народная: "встречают по одёжке". А у меня "одёжка" не только то, что на теле, а и само тело. И этот... гарнитур -- отнюдь не от Армани. А коль селянский молокосос, то и место ему... у порога.

Головой мотнул, косяк подпёр. Сухану место за столом указал. Дед Перун заинтересовался, было, но тут рядом Ивашко уселся. Когда Ивашко гурду на поясе сдвинул, а хозяин её сразу заметил... Чтобы выслуживший полный срок ратник и не заметил, что у кого на поясе болтается... Пошёл разговор. Тоже... с острыми моментами. Ну тут уже и моя вина: я пока не понимаю -- злюсь. А и когда понял -- тоже не развеселился.

-- Ты, что ли старшой? Звать-то как? А это у тебя чего? Издаля на гурду смахивает. Хотя откуда у такого лаптя липового - гурда? Как так - настоящая? Украл рукоять, поди. Да на вошебойку и навесил. А ну покажь.

Ивашко начал было тянуть клинок из ножен, но когда моего человека "лаптем" кличут, а мой подарок - "вошебойкой" -- мне не нравится. А смолчать, проглотить сторонний наезд на моего человек, которого я сам только что...

"Я свою сестрёнку Лиду

Никому не дам в обиду

Я живу с ней очень дружно,

Очень я её люблю.

А когда мне будет нужно,

Я и сам её побью"

-- Постой, Ивашка. У людей моих сабли не для показа, а для дела. Или ты, дед, с гриднем нынешнего князя Черниговского биться собрался? Так мы в гости пришли, а не на сечу.

-- Чего?! Это кто? Это что такое там, от дверей разговаривает? Слышь, старшой, распустил ты сопляка. Может, у тебя ещё и кобылы сказки сказывают?

Что Ивашко, что Николай -- оба пригибаются и прогибаются. Довлеет им - перед ними сотник. Хоть и отставной. Опять же -- в чужом дому да за чужим столом... Вежливость с этикетностью. Хмыкают да мнутся. Ноготок -- молчун, Сухан и вовсе... Придётся брать бразды.

-- У нас кобылы и сказки сказывают, и песни играют, и пляски пляшут. Попросишься -- и тебя, старого, в круг возьмут. А покудова, дед ПерДун, велено мне передать привет тебе. От "чёрного гридня".

Деда передёрнуло дважды: когда буковку "Д" в прозвании своём услышал. И когда - про "чёрного гридня". Рот открыл, закрыл. Снова открыл и сунул туда бороду. Смотрит на меня и жуёт. Надо было у Якова по-подробнее узнать: чего это негры в княжьих дружинах делают, что приветы от них такие сильные переживания вызывают.

Дед прожевал, сплюнул.

-- Ты, стало быть, ублюдок Акимовский. Который родителю своему завсегда перечит. А теперь ещё и с сестрицей развратничаешь. Я бы таких как ты просто топил. Как кутят. А Аким -- слабак. Молодой он ещё. Да и не бывает добрых да хоробрых в лучниках. Они все -- спрятаться норовят. Да за наши спины.

Перейти на страницу:

Похожие книги