– Господине! Тама… эта… ой!
В ворота, ведя коней в поводу, с непокрытыми головами и непрерывно кланяясь, вошли два мужичка. Филологические паразиты вылетали из Фильки, который шёл первым, непрерывно. От этого он пугался и запинался ещё сильнее. Пока вообще не замолчал. Оба, теперь уже моих, смерда испугано рассматривали мёртвого и окровавленного Пердуна, голую, торчащую из корыта привязанной за волосы к жерди головой, Кудряшкову и свернувшегося на земле калачиком, непрерывно стонущего, самого Кудряшка. Они судорожно крестились, роняя шапки вместе с поводьями. Не закончив крестное знамение, натыкались взглядом на следующую картинку, ахали, что-нибудь снова роняли, кидались поднять, снова подымали сложенные пальцы ко лбу… Наконец Филька смирился с ужасным, неизбежным, но пока неизвестным будущим, и выдохнул:
– Вот…
– Ноготок! Отдай этим… добрым людям коней. Кони эти были батюшкой моим Акимом Яновичем из Паучьей веси уведены. Нам они без надобности, а «паукам» — для дела нужны. Отведёте коней в Паучью весь, Хрысю на двор. Который Потане Рябиновскому — отец. Там и оставите, дальше он пускай сам разбирается да раздаёт по хозяевам. Скажите, что боярич Иван коней селянам возвращает, как нужда отпала, и свары с ними не желает.
– Дык вона чего… а мы-то думали… ну тогда ладно… а ежели они биться будут? ну мы ж вроде эта… ну… твои значится… а ты сам, вроде, Рябиновский… хотя говорят… ну… дескать батюшка твой тебя значит… а мы нет, мы ни вот столько не верим… а они-то злые… и слух прошёл… а ежели они нас… то тогда как? да и наших-то коней… не, боязно… а может мы того… ну коней… покудова? а после… ночью к примеру… не, ночью нельзя — упыри придут… а чего им тута делать… а ты вона глянь… да уж, кровищи богато… точно заявятся… или ещё когда… опять же — мимо Рябиновки ехать… а ну как батюшка твой… ты с ним вроде… и коней заберёт и нам по шее… да если по шее — ладно, а то говорят, там кузнеца насмерть запороли… так этот же и запорол… а там что своих таких же гадов нет?… а у нас дети малые…
– Хватит! Недоуздки — одеть, коней — повязать, со двора — марш!
– Чего? Эта… Какая «Маш»? Которая в колоде вымачивается? Так её, вроде, …
– Вон отсюдова! Бегом!
Мужички суетились, бестолково бегали по двору, совались во все дверные проёмы, хватали и тут же роняли всё, что попадало под руку. Наконец, Ноготок накинул на последнего коня недоуздок, привязал к остальным, и, дав бедному крестьянину пинка, направил Фильку в сторону ворот. Белобрысый напарник, непрерывно кланяясь и приседая, побежал следом, ведя в поводу их собственных коней. «Добрые люди» даже не удосужились отойти от ворот. Как только они перестали нас видеть — немедленно остановились и принялись делиться впечатлениями. Я опять начал заводится, но Ноготок опередил: выглянул из ворот и помахал селянам своей двухвостой плетью. Немедленно зазвучавшая резвая рысь удаляющихся лошадей подтвердила эффективность демонстрации инструмента вразумления народа российского. В том числе, и в части установления надлежащего конского аллюра.
Наведение порядка — занятие увлекательное. Особенно — на чужом подворье. Не могу вспомнить ни одного попаданца, который бы топал ножкой по стропилам на предмет проверить: «уже совсем сгнило или ещё постоит?». Д'Артаньян, как счас помню, в первом же эпизоде своей прогулки в сторону Парижа, провалился сквозь крышу. Так он хоть убегал, жизнь свою спасал. А я свою на этой крыше — чуть не угробил. Сгнило всё нафиг.