Кошачье кладбище

Такого нахальства Луис Крид снести не мог. Да и всякий нормальный мужчина, кому еще не стукнуло восемьдесят пять, не снес бы такого бесстыдного предложения — взятки, если называть вещи своими именами. В ту пору Луис был измучен и издерган: три часа в день просиживал в колледже, еще четыре — корпел над учебниками, вечером подрабатывал в пиццерии в престижном районе. В тот злополучный вечер мистер Гольдман неожиданно сменил холодную сдержанность на игривое панибратство. Старик зазвал Луиса к себе в кабинет, как думалось наивному студенту, чтобы угостить хорошей сигарой, но уж больно многозначительно переглянулся он с супругой. Позже, много позже, когда стали вырисовываться контуры беседы, Луиса охватило то же чувство, что и мустангов, почуявших пожар в прерии, — безотчетная и всепроникающая тревога. Наверное, сейчас старик Гольдман заявит, что ему известно: Луис спит с его дочерью.

Вместо этого, однако, мистер Гольдман сделал это невероятное предложение, даже достал чековую книжку из недр смокинга, как расческу — чтобы причесать лысину, подобно героям в фарсе Ноэля Кауарда. Тут уж Луис не выдержал, взорвался: нельзя держать дочь под семью замками, как музейный экспонат; нельзя уважать лишь свое мнение. И вообще, ее отец — тиран, тупой и подлый! Излив всю ярость, он испытал облегчение, хотя и не сразу признался себе в этом.

Верно определив черты папы Гольдмана, Луис не проявил хоть сколько-нибудь дипломатичности. Комедии в духе Ноэля Кауарда не получилось: вместо добродушного юмора в каждом слове — злая издевка. Гольдман приказал Луису убираться и пообещал пристрелить его как бешеного пса, сунься он еще раз. На что Луис посоветовал старику засунуть чековую книжку в задницу. Гольдман заметил, что даже последние подзаборные забулдыги не станут якшаться с Луисом. Луис, развивая свою мысль, предложил хозяину отправить туда же вслед за чековой книжкой и все кредитные карточки.

Такую беседу трудно назвать шагом будущих родственников к сближению.

В конце концов Рейчел с грехом пополам помирила их (и тот, и другой покаялись в сказанном, но мнения друг о друге не изменили ни на йоту). Не было истерики с выдиранием волос, не было сцены отречения от дочери. Хотя, несомненно, папа Гольдман вдоволь настрадался, ведь дочь выходила замуж за «чудовище вида ужасного». В день свадьбы лицо старика напоминало Луису посмертную маску на древнеегипетском саркофаге. В подарок молодожены получили столовый сервиз отличного фарфора на шесть персон и микроволновую печь. Деньгами — ни гроша.

Пока Луис учился-мучился, Рейчел подрабатывала в дорогом магазине дамского платья. С той поры и по сегодняшний день отношения Луиса с ее родителями оставались напряженными, особенно с отцом. И Рейчел не тешилась иллюзиями.

Конечно, он мог бы вместе с ней и детьми полететь в Чикаго. Правда, возвращаться ему пришлось бы на три дня раньше (к началу занятий в университете), но невелика беда. Зато три-четыре дня в обществе мумии-тестя и сфинкса-тещи сулили Луису беду куда большую. Правда, при детях и мумия, и сфинкс оживали, малыши пробуждали в них что-то человеческое. Да и сам бы Луис довершил «разрядку напряженности», намекни он, что давным-давно забыл тот вечер в кабинете папы Гольдмана. Даже если старик и заметит притворство — не беда. Но весь фокус в том, что Луис (честно признаваясь себе) не хотел «разрядки». Конечно, время — лучший лекарь, но все же остался у Луиса мерзкий привкус после того вечера — нет, отнюдь, не от выпитого бренди, — когда старик распахнул свой идиотский смокинг и извлек, как из теплого гнездышка, чековую книжку. Слава Богу, что так и не узнал мистер Гольдман о пяти ночах, проведенных его дочерью на узкой, продавленной кровати вместе с Чудовищем. Но это само по себе и дела не меняет: за долгие годы отношения зятя с тестем не наладились.

Конечно, Луис мог бы полететь в Чикаго, но удовольствовался тем, что отослал жену, детей и поздравительное письмо.

Самолет компании «Дельта» начал выруливать на взлетную полосу, и Луис неожиданно увидел в ближнем к носу иллюминаторе Элли — она махала, махала изо всех сил. Луис улыбнулся, помахал в ответ. Потом кто-то — может, Рейчел, а может, и сама Элли — поднял к иллюминатору Гейджа. Он тоже махал ручонкой, хотя вряд ли видел отца, скорее просто подражал сестре.

— Счастливого полета! — произнес Луис вслух, застегнул куртку и пошел к стоянке машин. Ветер выл, хватал за полы, норовил сорвать с головы охотничью шапку — пришлось придерживать ее рукой. Он отпер машину, но, прежде чем сесть, проводил взглядом самолет, под рев двигателей устремившийся в холодное голубое небо.

Луис помахал еще раз. Ему вдруг сделалось так одиноко, впору плакать.

И после вечерних посиделок за пивом с Джадом и Нормой настроение не поднялось. Норма даже выпила бокал вина по разрешению, даже, скорее, по настоянию доктора Уайбриджа. Отдавая дань наступившей зиме, они перебрались с веранды на кухню.