Кошачье кладбище

А где же кот? Дома, что ли, весь вечер сидел?

Все-таки Луис сбился с курса и наткнулся на стену, занозив вдобавок ладонь. «Черт!» — вырвалось у него скорее со страху, нежели от боли. Он совсем потерялся: не то что выключателя, двери-то в кухню не найти! Как в совсем незнакомом месте.

Он пошел вдоль стены, ладонь саднило. ТАК ВОТ КАКОВО СЛЕПОМУ, подумал он, и сразу вспомнился слепой певец Стиви Уандер, они с Рейчел ходили на его концерт. Когда ж это было? Лет шесть назад? Да, уж шесть лет промелькнуло. Невероятно! В ту пору Рейчел Элли носила… На концерте двое парней подвели Стиви Уандера к синтезатору, помогая перешагивать через змеящиеся по сцене провода. А потом, когда Стиви принялся танцевать с одной из хористок, та бережно повела его на свободное место, чтоб не споткнулся. Танцевал он отменно, Луис до сих пор помнит. Лишь бы рядом была рука, которая выведет.

ГДЕ Ж ТА РУКА, ЧТО ВЫВЕДЕТ НА КУХНЮ МЕНЯ? — подумал он и даже поежился: ведь случись и впрямь рука, он бы завопил от страха. Он остановился, стараясь унять бешено стучащее сердце. Ну, хватит, ХВАТИТ, НУ, УСПОКОЙСЯ…

ГДЕ ЭТОТ ЧЕРТОВ КОТ?

Тут снова на что-то наткнулся, оказалось — на свою большую семейную машину. Сильно ударился ногой, даже слезы выступили. Он потер больное место, стоя, как цапля, поджав ногу. Зато сразу определил, в каком углу гаража находится. К тому же мало-помалу он стал различать предметы во тьме. Слава Богу! Да, он вспомнил: кот остался в доме, он, Луис, даже прикасаться к нему не хотел, противно было брать на руки…

И в этот момент что-то теплое, мягкое, пушистое потерлось о его ногу, точно теплой водой обдало, и кошачий хвост змеей обвил голень… Луис закричал громко, во весь голос.

28

— Папа! — громко, во весь голос позвала Элли. И понеслась к нему прямо от самолета, обегая идущих пассажиров, как слаломист — флажки. Перед ней с улыбкой расступались. Луису даже стало неловко за дочь, но и он не удержал широкой, бестолковой улыбки.

А вон и Рейчел, у нее на руках Гейдж. Когда Элли крикнула и бросилась навстречу отцу, малыш тоже завопил: «Па-а-а!» и стал вырываться. Рейчел улыбнулась (устала, отметил Луис), поставила его на ноги, и он припустил вслед за сестрой, бойко перебирая ножонками: «Па-а-а! Па-а-а!»

Луис приметил на сынишке новый свитер — небось дед постарался. Но тут налетела Элли и обезьянкой вскарабкалась на грудь.

— Папуленька, здравствуй! — И чмокнула его в щеку.

— Здравствуй, кисонька! — Луису пришлось нагнуться, чтобы подхватить и Гейджа. Крепко обнял детей. — Как я рад, что вы дома!

Подошла Рейчел. На одном плече висела дорожная сумка и маленькая дамская сумочка, на другом — мешочек с пеленками и ползунками Гейджа. На мешке красовалась надпись: СКОРО Я БУДУ БОЛЬШИМ. Скорее в утешение родителям, нежели для самого малыша. Рейчел походила на фотографа после долгой, изнурительной командировки.

Луис просунул голову меж детьми и поцеловал жену в губы.

— Здрасьте, доктор! — улыбнулась она.

— Потрясающе выглядишь!

— Чего-чего, а потрясений хватило. До Бостона долетели без забот. Пересели — все чин чином. Самолет взлетел, Гейдж взглянул в иллюминатор: «К’асиво! К’асиво!» И как его затошнит. Я бегом с ним в туалет.

— Господи, что за напасть!

— Помыла, переодела. Вряд ли что с кишечником или желудком, просто в самолете укачало.

— Поехали скорее домой. Сегодня на обед у нас мясо под перечным соусом.

— Ура! Ура! — прямо в ухо отцу радостно закричала Элли.

В другое ухо так же громко гукал Гейдж.

— Поехали! Забирайте вещи и бегом отсюда.

— Пап, а как там Чер? — спросила Элли, как только Луис опустил ее на землю. Он ждал этого вопроса, но откуда у дочки озабоченность в голосе? Откуда суровая складка между бровей? Луис нахмурился, взглянул на Рейчел.

— В воскресенье она ночью вдруг как закричит! Плохой сон приснился, — спокойно пояснила та.

— Мне приснилось, что Чера машина переехала, — вставила дочка.

— Просто индюшатины на ночь не надо было есть, так я думаю, — продолжала Рейчел. — Даже живот заболел. Успокой ее, Луис, и поедем-ка домой. Меня уж мутит от аэропортов. Лет на пять вперед налеталась.

— Не волнуйся, доченька. Чер жив-здоров.

ЖИВ-ЗДОРОВ! ЛЕЖИТ ВЕСЬ ДЕНЬ-ДЕНЬСКОЙ ДА СМОТРИТ НА МЕНЯ МУТНЫМИ ГЛАЗАМИ, И ВЗГЛЯД ТАКОЙ, БУДТО ЕМУ ВЕСЬ КОШАЧИЙ УМ ВЫШИБЛО. ЖИВЕЕ НЕКУДА! ТОЛЬКО Я ЕГО ЩЕТКОЙ ВСЯКИЙ РАЗ НА НОЧЬ ИЗ КОМНАТЫ ВЫГОНЯЮ — ДОТРАГИВАТЬСЯ ПРОТИВНО. НИЧЕГО, УХОДИТ. А НА ДНЯХ МЫШЬ ПРИТАЩИЛ, ТОЧНЕЕ, ОБЪЕДКИ. ВСЕ НУТРО ВЫЕЛ — ЧЕМ НЕ ЗАВТРАК? КСТАТИ, О ЗАВТРАКЕ. СЕГОДНЯ Я ТАК И НЕ…

— Да, жив-здоров, — повторил он.

— Правда? — Суровая складка исчезла. — Вот хорошо! Когда я сон видела, уверена была, что Чер умер.

— Неужто? — Луис заставил себя улыбнуться. — Какая ерунда только не приснится! Верно?

— Еунда! — эхом отозвался Гейдж, он вошел в пору попугайского повторительства, Луис помнил такое время у дочки. — Е-у-у-нда! — И сын крепко дернул отца за волосы.

— Пойдемте же, — поторопил родных Луис, и все направились получать багаж.

Уже на стоянке машин Гейдж вдруг залопотал, захлебываясь:

— К’асиво! К’асиво!